|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
Банковский писатель
Во второй банк я устраивался через рекрутинговое агентство (работодатель платил ему лишь в случае успешного завершения двухмесячного испытательного срока предложенным им кандидатом на должность). Вначале со мной говорил заместитель по безопасности. Узнав, что я шесть лет работал в Сирии, он спросил:
- По линии КГБ?
- Нет.
После него со мной беседовали два других заместителя, и я был принят на работу. Занимался я маркетингом и сравнением с другими банками. Для этого мне открыли доступ к данным бухгалтерии. Поскольку я уже прилично знал план счетов банка, я активно использовал его в своих записках, более того находил ошибки в работе бухгалтерии. Спустя сорок дней заместитель по безопасности перевёл меня на полный оклад. Со мной в комнате сидела симпатичная девушка, которая занималась рекламой. Мне хотелось ей помочь, и я занялся редактированием английского варианта годового отчёта, а затем переводом рекламного буклета банка. Когда руководство узнало об этом, меня начали также привлекать к переводу на английский договоров и других документов. Затем потребовалось написать план стратегического развития банка. Я теоретически привлёк дополнительные денежные средства и, распределив их, изобразил в виде искусственного баланса (через два года, на собеседовании при поступлении на работу в «Менатеп», выяснилось, что они делали то же самое). Оказалось, все предложенные мной цифры были одобрены правлением банка. Поскольку принтер находился в другой комнате, один из работников, увидев заглавие документа, сказал:
- Ты бы лучше писал фантастические романы.
Он был прав. Спустя некоторое время я сделал анализ финансового состояния банка, использовав систему показателей Кромонова, опубликованную в журнале «Деньги». Прочитав мою записку, заместитель по безопасности, сказал мне по телефону:
- Я знал о наших проблемах, но не думал, что всё так плохо. Но это сугубо конфиденциально.
После того, как я написал несколько документов, включая предложения по началу банком операций с золотом, меня перевели в отдел анализа и планирования, руководителем которого был парень намного моложе меня. Каждое утро я собирал сведения о финансовых операциях банка за предыдущий день, оформлял их на одном листе и передавал его через секретаря председателю правления банка. Кроме того, в конце каждого месяца я должен был, пользуясь особой компьютерной программой, рассчитывать обязательные экономические нормативы, которые вместе с балансом и другими документами передавались в Центробанк. Поскольку начальник моего отдела и ещё один сотрудник ежедневно пропадали на бирже, где банк активно работал с ГКО (государственными краткосрочными облигациями), у меня было свободное время. Я по своей инициативе составил записку «Структура активных и пассивных операций банка» и вручил её заместителю по экономике, в подчинении которого находился отдел (предыдущий мой начальник говорил, что все мои записки он в копии передаёт и ему). Через некоторое время он и ещё один из сотрудников должны были поехать в Газпром. Руководитель нашего отдела дал ему записку, составленную им, а меня заместитель по экономике попросил распечатать тот документ, который я ему передал раньше. В конце рабочего дня к нам зашёл сопровождавший его сотрудник и сказал, что моя записка передана в Газпром.
- А твоя, - обратился он к начальнику отдела, - извини.
Банк между тем шёл к своему краху. Однажды мне передали, что в новом справочнике телефонов сотрудников отсутствует моя фамилия. В тот же день меня вызвал заместитель по экономике и сказал:
- К сожалению, у нас нет для вас работы. Но благодарю за труд.
- Спасибо.
- За что?
- За хорошие слова, - ответил я.
- Давайте сделаем так. Сейчас создаётся новый банк, в котором я тоже буду заместителем. Как только это произойдёт, я вам сразу же позвоню.
И он так и сделал. Через полгода я был принят в планово-экономическое управление ещё одного банка с некоторым повышением в должности и зарплате.
Спустя год я работал в банке «Менатеп» (туда на собеседование я пришёл по объявлению), в департаменте с таким же названием, но уже в должности главного специалиста и с окладом, в два раза превышавшим предыдущий. Но скоро случился дефолт. Рухнули рынки ГКО и ОГСЗ (облигаций государственного сберегательного займа). В последние мы вложили все наши накопления (издержки моего банковского самообразования). В Сбербанке сказали, что это простые бумажки, которые ничего не стоят. Потом государство начало снова покупать и продавать ОГСЗ, но они обесценились почти в три раза. В то время я уже работал в своей первой туристической фирме. Если вы думаете, что только простые люди заблуждались в отношении разных государственных и частных пирамид, то вы ошибаетесь. На балансе первого банка, где я работал, висели акции АО «МММ» на сумму в пятьдесят миллионов рублей, а второго, который был значительно крупнее, – акции АООТ «Система Теле-Маркет» на сто миллионов. А в нём работали не только такие люди с улицы, как я, но и настоящие профессионалы. По поводу первых в совместном российско-сирийском предприятии один из сотрудников любил шутить:
- Набрали вас тут по объявлению. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18858 |
|
|
|
|
24 тысячи долларов
В турфирму мне помогла устроиться соседка. Я был принят на скромную должность экономиста и подчинялся только генеральному и коммерческому директорам. В мои обязанности входили планирование, организация хозрасчёта, предоставление ежемесячной отчётности компании, учредителю турфирмы, и выступления раз в неделю на общих собраниях с подведением итогов деятельности четырёх подразделений: туристического, авиационного, железнодорожного и допуслуг. Работа была сезонная – зимой штиль, а летом даже дополнительно нанимали курьеров (с этим я столкнулся ещё в советском «Интуристе», где в это время привлекали переводчиц-студенток). Ими в течение одного месяца поработали мои старшая и средняя дочери, но мне не понравилось, что им приходится носить по городу в обычных целлофановых пакетах сотни незаполненных бланков авиабилетов, каждый из которых даже в таком виде стоил немалых денег («Аэрофлот» предоставлял их под гарантию банка).
Через год мы оказались поглощёнными более крупной турфирмой, которая располагалась в другом месте, а наш офис стал лишь её отделом. Вся бухгалтерия уволилась, за исключением одной женщины, которую перевели в курьеры. Гендиректор сказал, что хочет меня оставить, несмотря на сокращения сотрудников, которые, к сожалению, затронули и мою соседку. Как-то летом меня вызвали в головной офис, в финансовый отдел. Я должен был подменить на время отпуска девушку, которая на компьютере, в системе «Клиент-банк», набивала рублевые и валютные платёжные поручения и выполняла ряд других необходимых для этого функций. Работа эта была совершенно незнакома мне и потребовала дополнительных усилий. Я приходил заранее и задерживался дольше всех в офисе.
- В прошлый отпуск мы подменяли её вдвоём и еле разобрались с этой работой, а ты один справился с нею, - сказал мне начальник отдела, молодой парень.
Я ненадолго вернулся в свой офис, но вскоре меня совсем забрали в финансовый отдел. Однажды его руководитель попросил меня написать резюме. Оказалось, что он собирается перейти в более крупную компанию, а вместо себя рекомендовал назначить руководителем отдела меня. Обиженный этим фактом, второй сотрудник тут же уволился, за ним ушла в другую турфирму девушка, которую я подменял во время отпуска. Я попросил нового гендиректора вернуть на эту должность ту симпатизировавшую мне женщину из старой бухгалтерии, которую перевели в курьеры.
С нею и шофёром, который обычно возил её в банк, мы как-то отправились менять на рубли гигантскую сумму в 24 тысячи долларов. Когда я в окошечко объяснил, что нам нужно, обменный пункт тут же закрыли на перерыв. Мы недолго подождали, пока из банка привезут деньги. Я попросил расписать сумму на троих – по 10 тысяч долларов мне и моей сотруднице и 4 водителю. Конечно, я опасался, что обмен такой огромной суммы может аукнуться нам в будущем, но всё обошлось без последствий. Я сложил пачки денег в целлофановый пакет, мы пошли к припаркованной рядом машине и вернулись в головной офис.
Новая работа была очень ответственной и нервной, но я с удивлением обнаружил, как резко изменилось отношение ко мне других сотрудников - прежде они не замечали меня и даже пытались изображать из себя больших начальников, а теперь почтительно здоровались со мной и лезли жать руку. Да и я не давал себя в обиду. Как-то ко мне обратилась важная начальница одного крупного отдела:
- Я бы хотела знать, какую зарплату получат мои сотрудники в этом месяце.
- На это нужна санкция, - ответил я, потому что такая информация была строго конфиденциальной.
- Я вам даю такую санкцию, - с высокомерной усмешкой заявила она.
- Вы не можете делать этого: у нас с вами равные должности.
Через некоторое время жена сказала мне, что всё та же соседка ищет работу уборщицы. Я привёл её к кабинету гендиректора. Заглянул вовнутрь и спросил его, хочет ли он с нею поговорить.
- Нет, пусть приступает к работе, - ответил тот.
Но из-за больших долгов перед «Аэрофлотом» нашу турфирму вскоре пришлось закрыть. Ещё пару месяцев в ней работали только бухгалтерия и финансовый отдел, где под моим началом трудилось трое сотрудников. Затем нас попросили уволиться по собственному желанию, так как у фирмы якобы не осталось даже денег на выплату нам выходного пособия. В отделе кадров мне сказали:
- В вашей анкете написано, что вы закончили курсы бухучёта в коммерческих банках. Не хотели бы Вы поработать главбухом в дочерней турфирме?
- Нет, - ответил я, – в банках совсем другой план счетов.
На самом деле главбух имеет право подписи, а, я, убедившись в потенциальной убыточности работы турфирмы как сезонного коммерческого предприятия, решил не брать на себя такой ответственности. Впрочем, от аналогичного предложения отказалась и опытный главбух нашей фирмы. Были и другие возможности, но у меня на нервной почве начались проблемы со здоровьем, и я решил отдохнуть и собраться с мыслями. К тому времени у нас в доме появился компьютер и Интернет, и это открывало новые перспективы. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18859 |
|
|
|
|
«Финдир»
Через пару лет первый гендиректор турфирмы, о которой я рассказывал в предыдущей вспоминалке, нашёл меня и попросил наладить в возглавляемом им турбюро хозрасчёт:
- Мне нужен специально подготовленный для этого человек, - объяснил он.
Конечно, никто меня для этого не готовил. Приходилось опираться на предшествующий опыт работы, либо до всего доходить самому. В предыдущей фирме всё это, в зависимости от требований учредителя, выглядело по-другому и слишком сложно для начальников отделов, которым я в конце каждого месяца должен был представлять в виде таблицы итоги работы их подразделений. Я нарисовал следующую схему: всё те же, знакомые мне по прежней турфирме отделы, приносившие прибыль (туристический, авиационный, железнодорожный и дополнительных услуг), я отнёс к профит-центрам. Теперь важно было решить, что делать с расходами на административно-управленческий персонал (АУП), который не приносил никаких доходов. Тут возможны два способа: распределить издержки на них между профит-центрами пропорционально доходам, либо пропорционально расходам. Я понимал, что должен создать не какую-то абстрактную схему, а установить порядок, который принесёт фирме реальную пользу. Первый способ я отбросил, потому что он лишал работников заинтересованности в увеличении доходов. А вот уменьшить расходы имело смысл, поэтому я выбрал другой вариант, который быстро дал хороший практический результат.
Работал я опять на рядовой должности - экономиста-аналитика. Посадили меня в бухгалтерию с тремя молодыми женщинами. Работы было немного, что сильно контрастировало с постоянной их занятостью. Однажды я добровольно вызвался сдать в банк накопившуюся в кассе турфирмы за долгое время медь, включая копеечные монеты. Я туда позвонил и получил добро. Мелочь приняли, но кассирша банка была в бешенстве.
После окончания летнего сезона в турбюро стали задерживать зарплату. Тут же уволился заместитель гендиректора по финансовым вопросам, который в прежней турфирме был начальником отдела, где я в качестве экономиста проработал полтора года. Состоялось общее собрание, на котором гендиректор заявил следующее:
- В связи с необходимостью сокращения расходов предлагаю нескольким сотрудникам совместить обязанности. Считаю, например, что нашего экономиста надо назначить на должность финансового директора: у него ума на двоих хватает.
Теперь помимо ежемесячного подведения итогов хозрасчётной деятельности предприятия, я вёл график платежей, с которым приходил каждое утро к гендиректору. Кроме того, я ежедневно заполнял по определённой форме справку о движении денежных средств для акционеров. Поскольку гендиректор параллельно возглавлял одну из туристических структур, я выполнял его отдельные задания, не имевшие отношения к моим прямым обязанностям. Например, надо было составить технико-экономическое обоснование (ТЭО) взятия в лизинг двух Боингов или реконструкции и ремонта помещений бывшего пионерлагеря с целью создания на его месте пансионата. Иногда мне приходилось выезжать в сотрудничавшие с нами компании уже в качестве финансового директора (одна весьма привлекательная женщина-бухгалтер шутя называла меня «финдиром», подчёркивая этим искусственность моей должности, которая не наделяла меня никакими дополнительными правами, а только прибавляла обязанности). Однако я хорошо видел, как и эта турфирма движется к своему концу, поэтому во избежание возможного неполучения зарплаты за последние месяцы заранее из неё уволился. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18860 |
|
|
|
|
Помимо "Шахматной Сирии", есть ещё десять посвящённых шахматам вспоминалок, которые я буду выкладывать в хронологическом порядке:
Фишеромания
Поскольку в нашей семье все мужчины (четверо) погибли ещё в годы сталинских репрессий, в шахматы научился я играть поздно - только в 5-м классе. Однако благодаря чтению соответствующих журналов и книг, уже в следующем году я победил в одном сеансе, а в 7-м классе - в другом. Примерно в то же время молодой мужчина, живший на соседней даче, позвал меня к себе играть на террасу (противников мне искала бабушка). Я очень старался и даже добился равной позиции. Соперник отвечал быстро, но вдруг остановился и сказал:
- А вот тут я должен подумать.
В конце концов, он всё-таки победил и, увидев моё расстроенное лицо, сказал: «Ничего, я - кандидат в мастера». Напрасно он это сделал, с того момента подавив во мне волю к дальнейшей борьбе. Потом мы играли каждое лето. Поскольку я постоянно болтался возле своей дачи, он выносил шахматы и мы садились на лавочку, около ворот. Так продолжалось несколько лет подряд. Десятки партий, в которых я белыми играл против контратаки Маршалла (дебютные ходы мы делали со скоростью блица), а чёрными защищался от королевского гамбита (один и тот же вариант с g7-g5). Мне так был безразличен результат этих партий, что я даже ленился посмотреть последующие ходы в книге «250 ловушек и комбинаций» Я.И. Нейштадта (М., 1973), которую я всегда брал с собой из Москвы. Играл я слишком быстро (но фигур и даже пешек не зевал, поэтому вопроса с возвратом ходов не возникало, да и я сам бы никогда не стал его об этом просить), и он часто говорил мне: «А подумать не хочешь?» Но всё равно приходил с шахматами на эту лавочку.
Однажды бабушка спросила меня, знаю ли я такого чехословацкого шахматиста Рети.
- Рихарда Рети? Конечно, - ответил я.
Оказывается, наша семья была дружна с русским поэтом-акмеистом Сергеем Городецким (а также с Андреем Белым), который даже подарил моей тёте альбом со своими стихами и рисунками «Побасёночки для Сонечки». Рети женился на семнадцатилетней дочери поэта - Рогнеде. Их знакомство состоялось во время Первого Московского международного турнира (1925). Они уехали за границу, но через четыре года, в возрасте сорока лет, Рети умер от скарлатины, а Рогнеда вернулась в Россию, прожив после этого ещё семьдесят лет.
В матче Спасский-Фишер 1972 г. (лето после 7-го класса) я болел за американца. Дело в том, что про победу Спасского в чемпионате мира я услышал по радио в 1969 г., а начал читать шахматную периодику только в 1970 г. Таким образом, о его подвигах в двух отборочных циклах, где он обыграл почти всех ведущих шахматистов мира, я ничего не знал. Между тем о Фишере как выдающемся гроссмейстере писали тогда много (особенно в рижском журнале «Шахматы»). Это был выигранный им межзональный турнир (Пальма-де-Мальорка, 1970), затем разгромные победы в матчах претендентов и, наконец, созданная им напряжённая атмосфера до и во время матча.
В то лето 1972 г. о результатах партий матча я узнавал по «Голосу Америки» у жившего на соседней даче журналиста во время игры в бридж с ним и его сестрами. Он тоже болел за Фишера. Что касается текста партий, то каждое утро я ходил на станцию и покупал в газетном киоске «Правду», где партии матча комментировал Таль. Потом я их разыгрывал по нескольку раз. Так у меня началось нечто похожее на шахматную горячку. Если я находил упоминание любимой игры в художественной литературе, то взахлёб рассказывал об этом родственникам, хотя им это было совершенно неинтересно. Даже в старших классах я разговаривал с первым мужем сестры исключительно о шахматах и шахматистах. Он работал в редакции газеты «Советский спорт», шахматы его интересовали совсем немного и о том, чтобы сыграть хоть раз, даже не заходило речи. За два года до матча в Рейкьявике я купил деревянный шахматный комплект среднего размера с фигурами из пластмассы. Они сохранились все, ни одной я не сломал и не потерял. Таким образом, сейчас им исполнилось пятьдесят пять лет.
Об Анатолии Карпове в то время писали часто, но, видимо, поначалу не воспринимали всерьёз как претендента на шахматную корону. Он ведь и сам говорил, что это не его цикл. Виной тому могла послужить молодость Карпова: все привыкли к чемпионам и претендентам в возрасте за тридцать. Конечно, был успех Михаила Таля в двадцать три года, но его могли считать лишь исключением из общего правила. Вокруг Карпова было множество сильных гроссмейстеров. Несмотря на успехи в международных турнирах, на Олимпиаде в Скопле (1972) он – первый запасной, а на командном чемпионате Европы в Бате (1973) играет только на 4-й доске. Для меня, ещё мало знавшего мир шахмат, он вообще казался пришедшим из ниоткуда. И вдруг такой взлёт, а потом десятилетнее царствование на троне и бесчисленные победы в международных турнирах и командных соревнованиях. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18862 |
|
|
|
|
Мастер
Это был известный шахматист, участник чемпионатов Москвы и даже нескольких первенств СССР. Наверное, сейчас он стал бы гроссмейстером, но тогда их было не так много, как в наше время, и имена их знали все любители шахмат. Уже пожилой человек, солидный и требовательный. Он давно умер, да и времени с тех пор прошло очень много, однако я назову его словом «Мастер».
Он вошёл в зал Московского Дворца пионеров, чтобы дать сеанс одновременной игры нашей группе. Обычно здесь проводились турниры, мы сидели за столами по три пары в каждом ряду, но сейчас они были выстроены в форме буквы «П». Мастер прохаживался вдоль них и, почти не задумываясь, делал ходы. Вообще-то мне очень нравились сеансы. Видимо, такой темп игры был идеальным для меня, склонного к спешке. К тому же они проводились без часов, кроме ничейной партии с международным мастером Джоном Нанном, о которой я расскажу отдельно. Против двух других, менее опытных сеансёров я сыграл ещё лучше – победил обоих.
Казалось, и на этот раз я ухватил птицу счастья за хвост. Сеансёр стал вдруг делать рискованные ходы. Вначале он отдал за мою ладью коня и пару пешек, затем я выиграл у него ещё две. На ферзевом фланге ладья и конь (чёрные) блокировали его короля, на другом – картина сложилась поистине фантастическая. Четыре проходные пешки выстроились в ряд на третьей горизонтали, за ними стоял мой король, а его две ладьи притаились где-то в тылу. К этому времени другие партии закончились с вполне предсказуемым результатом, и мы остались вдвоём с Мастером. С высоты своего роста он грозно навис над доской и выражал неудовольствие тем, что я долго думаю. Вокруг собрались наши ребята и старшеклассники, ожидая момента, когда я проведу хотя бы одну из четырёх пешек в ферзи и Мастер сдастся. Но не тут-то было. Когда я в очередной раз замер над доской, он вдруг громким, строгим голосом сказал:
- Однажды, во время сеанса, Ласкер просто смешал фигуры, когда его соперник долго думал.
«Неужели и он смешает?» - мелькнуло у меня в голове. Представьте, какой психологический удар он нанёс мне, тощему восьмикласснику, к тому же из интерната. Это сейчас школьники ведут себя, как хотят, а в то время авторитет взрослого, особенно учителя, был очень высок. Мне противостоял целый мастер, которого нам представили как детского тренера. Я занервничал, стал играть в слишком быстром темпе и через десяток ходов получил линейный мат двумя ладьями. Птица счастья была упущена.
- Не хватило техники, - снисходительно произнёс Мастер, и все молча разошлись.
Однако через пару недель в нашу комнату заглянул один из старшеклассников, наблюдавших за тем сеансом.
- Что ты здесь делаешь? Пойдём, - сказал он мне и отвёл в другую группу. Мы сыграли несколько партий, потом я и три старшеклассника пошли к метро. Спуск был крутым (всё-таки Ленинские горы), и мой новый знакомый заботливо поддерживал меня, тогда ещё неспортивного, за локоть. Они учились в 10-м классе, и для них я был просто маленьким. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18864 |
|
|
|
|
Ещё раз о шахматах
Конечно, свойственная мне любовь к системе не могла не проявиться в отношении такой важной для меня игры, как шахматы. Посещая в 8-м классе Московский Дворец пионеров, я понял, что мне не хватает знания шахматных начал. Вспомнив тот факт, что выдающийся венгерский мастер Рудольф Харузек (1873-1900) переписал дебютно-теоретическое руководство по шахматам «Хандбух» за неимением средств на его покупку, я решил создать своё.
Во время летних каникул я приобрёл четыре общих тетради в клетку по 96 листов в каждой. Первые две из них я посвятил открытым и полуоткрытым началам, а остальные - закрытым. В дачной библиотеке я взял первую часть двухтомника Пауля Кереса «Теория шахматных дебютов. Открытые дебюты» (Таллин, 1949), два сборника партий ХХ и ХХI первенств СССР по шахматам (М., 1954 и 1955), а также старинный «Курс дебютов» В.И. Ненарокова (М.-Л., 1928). Позже одноклассник дал мне на время книгу «300 партий-миниатюр» А.Я. Ройзмана (Минск, 1972). Из имевшихся в моём распоряжении книг и журналов я выписал все партии до 20-го хода включительно (тогда этого было достаточно), распределив их по разным тетрадям в зависимости от сыгранных в них дебютов. Вернувшись в Москву, я то же самое проделал со знаменитым сборником «300 избранных партий Алехина с его собственными примечаниями» (М., 1954) и «Курсом дебютов» В.Н. Панова (М., 1957), а также книгой «Избранные партии 1926-1946» М.М. Ботвинника (Л., 1949) из библиотеки на маминой работе.
Так возник обширный «Курс шахматных дебютов», который я пополнял новыми партиями в течение многих лет. Это были не соединённые вместе дебютные справочники, а сборники партий, подобные тем, что уже в настоящее время издавал А.Е. Карпов (часть их – в сотрудничестве с Н.М. Калиниченко) в виде серии книг с общим названием «Учитесь играть защиту Каро-Канн (испанскую партию, английское начало, ферзевый гамбит, сицилианскую защиту)». Это был мой второй после написания рукописных биографических энциклопедий (словарей) труд, в котором применялся принцип тотального овладения новым материалом - при переписывании и систематизации больших массивов информации их непроизвольное запоминание. Сходный процесс происходил, когда я в дошкольном возрасте переписывал гигантскими печатными буквами «Королевство кривых зеркал» Виталия Губарева, о чём я рассказывал раньше. То, что в педагогике называется формированием орфографической грамотности методом непроизвольного запоминания слов при списывании текстов.
Дома у меня в то время было всего пять шахматных книг - «Чигорин» Е.А. Васюкова, А.Ю. Наркевича и А.С. Никитина (М., 1972) из серии ВШМ, «Учебник шахматной игры» И.Л. Майзелиса и М.М. Юдовича (М., 1950), «250 ловушек и комбинаций» и «Отказанный ферзевый гамбит» Я.И. Нейштадта (М., 1973 и М., 1967), «Программа подготовки юных шахматистов II разряда» (М., 1971), составленная В.Е. Голенищевым, а также довольно много рижских журналов «Шахматы» (к студенческим временам они занимали уже целую книжную полку). По отказанному ферзевому гамбиту, ввиду наличия упомянутой монографии Я.И. Нейштадта, я ограничился тем, что только выписывал партии из журналов. По остальным книгам, находившимся дома, мной был составлен рукописный дебютный указатель.
На эту работу ушли все три месяца летних каникул. Бабушка и тётя, конечно, ругались на меня из-за того, что я, будучи на даче, совсем не гуляю, но я остановился лишь в тот день, когда поставил в своей работе последнюю точку. В начале сентября я приехал в Московский Дворец пионеров записаться в очередной турнир. Тренер недобро посмотрел на меня и сказал:
- Мест больше нет. А то тут все хотят стать Фишером.
Больше я туда не возвращался.
Однако мой труд напрасно не пропал: в будущем он позволил мне уверенно разыгрывать начала в личных и командных соревнованиях и подвиг меня на написание дебютных статей для журнала «64-Шахматное обозрение». Что касается четырёх общих тетрадей, в которые я также вкладывал вырезки из газет и ненужных мне журналов, отчего они неимоверно разбухли, то со временем у меня была собрана такая гигантская шахматная библиотека, включая первоначально использованные для рукописного «Курса дебютов» книги, что я их за ненадобностью просто уничтожил. То же самое я сделал и со своей дебютной картотекой, которая при наличии современных компьютерных баз была чересчур громоздкой и неудобной в работе. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18865 |
|
|
|
|
Подставной игрок
В школе-интернате, где я отучился все десять лет, физкультура была для меня проблемой из-за плохого зрения, плоскостопия и сколиоза. Это потом я занимался фехтованием на рапирах и каратэ, а тогда по всем дисциплинам, кроме подтягивания, у меня были результаты на уровне лучшей в классе девочки. Вначале учитель физкультуры ругал меня, потом смягчился и стал поручать мне присматривать за девочками во время занятий на свежем воздухе. В 10-м классе он вместо урока отправлял меня печатать на машинке результаты сдачи норм ГТО для всей школы в свою комнатку, в подвале, где у него стояли стол, диванчик и лежали мячи.
Так совпало, что я тесно общался с шахматистами из 8-го класса, спальня которого находилась рядом с нашей. Как-то осенью учитель физкультуры поручил мне отвезти этих ребят на командные соревнования «Белой ладьи» нашего района. У нас не было девичьей доски, и я сагитировал поехать с нами свою одноклассницу, такую же внешне субтильную, как и я. Кроме того, мы взяли ещё двух девушек из 8-го класса. При этом у меня в голове и мысли не было, что я буду играть. Мы вошли в зал, и в ожидании начала тура я присел, случайно оказавшись на месте второй доски. Со мной очень любезно заговорил молодой мужчина. Прошло некоторое время, и вдруг он сказал, опять обращаясь ко мне:
- Так, начинайте игру.
Напротив меня сел мальчик, и мы начали партию. Никто из нашей команды не стал возражать, все молча сместились по доскам, а лишний игрок просто наблюдал.
Почему так случилось, что меня приняли за участника команды? Во всём виновата унаследованная от мамы моложавость. Когда я начал учиться в ИСАА при МГУ, ко мне подошёл сокурсник и спросил:
- Говорят, это ты поступил в шестнадцать лет?
- Нет, мне семнадцать.
Я пришёл за выпускной фотографией в учебную часть института (мне уже двадцать два года), и один из работников пошутил:
- Спрячь фотографию, а то подумают, что ты досрочно закончил школу.
Хуже того. Мне тридцать, вторая загранкомандировка в Сирии. Приезжает делегация из Москвы, и меня кто-то спрашивает:
- А ты что, здесь на практике?
И это продолжается до сих пор: все дают мне на десять лет меньше, чем есть, хотя я уже вешу больше центнера.
Возвращаюсь к игре. Конечно, я легко справился со своими соперниками. Запомнилась последняя, пятая партия, поскольку вокруг нас собралась толпа зрителей и дебют был экзотический: 1. е4 е5 2. Kf3 f6? 3. Кхе5! fe? 4. Фh5+. Соперник сыграл 4...g6 5. Фxе5+ Фе7 6. Фxh8 Kf6 и долго пытался поймать ферзя, но не смог.
В итоге мы на первых двух досках добились стопроцентного результата, третья набрала 4 из 5 очков, другие сыграли похуже, но мы победили в районе и вышли в город.
На следующий день ко мне подошёл недовольный учитель физкультура и сказал с укоризной:
- Как не стыдно!
«В чем дело? - подумал я. – Наверное, он узнал, что я играл».
Оказалось, что накануне наша первая доска с кем-то подралась в коридоре и от городских соревнований нас отстранили. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18866 |
|
|
|
|
Девушки и шахматы
В 7-м классе я вдруг стал заглядываться на весёлую белобрысую девчонку из 6-го «Б» и ходил вокруг неё, пронзая любящим взглядом и даже не пытаясь с нею заговорить. Моим наперсником в этом увлечении стал мой одноклассник, с которым мы обсуждали каждый её взгляд и выражение лица. За лето моя любовь к ней куда-то пропала, и я уже без стеснения танцевал с нею на вечерах, куда приглашались 7–10-е классы. Но мне запомнилась фраза моего друга о том, что он однажды заглянул к ним в класс и увидел, как она лихо обыгрывает в шахматы своих мальчишек. Спустя несколько лет я тоже зашёл к ним и сел с нею за доску. Я так ловко всё время сводил нашу партию вничью, что она сразу это заметила и заулыбалась мне. Конечно, я не посмел обыграть свою бывшую любовь. В Московском Дворце пионеров (8-й класс) с нами занималась всего одна девушка, с которой мы всё время играли в разных турнирах. Да и знакомиться тогда с кем-то было совершенно бесполезно, поскольку я находился в интернате пять с половиной дней из семи и даже не знал никого в своём собственном доме.
После 9-го класса мы впервые отдыхали на ведомственной даче не в том месте, где это делали в прежние годы. Здесь все дома были расположены на одном большом участке с общей оградой и воротами. В доме, по соседству, жила с дедушкой миловидная девчонка, на два года младше меня. Тонкие правильные черты лица, красивые глазки с длинными ресницами, задорно приподнятая голова придавали ей, по определению моей бабушки, весьма «пикантный» вид. Она тоже изучала французский язык и перечитала всего Александра Дюма и Виктора Гюго. Мы с нею, дурачась, бегали по территории, дрались и толкались, а местная детвора везде преследовала нас, ослепляя светом ручного фонарика и неожиданно выскакивая то из-за помойки, то из женского туалета, торчавшего между дачами. Наконец, мы уселись за столик, расположенный под ярким фонарём, и она предложила мне сыграть с нею в шахматы. Когда я выиграл у неё две партии, она рассердилась и, обиженно взглянув на меня, сказала:
- Ну, так неинтересно играть. Ты лучше поддавайся мне.
Я последовал её совету, стал менять фигуры на пешки и жертвовать ферзей, сделав с нею таким образом две ничьи. Затем нас снова окружила ватага ребятишек, в числе которых был мой давний соперник, очкарик-шахматист, и я решил сыграть с ним партию вслепую. Я сел спиною к доске и через 16 ходов одержал победу.
Оказалось, что мы с этой восьмиклассницей живём в одном районе. Мы даже два раза встретились с нею: первый - после дачи, второй - через год, когда я уже учился в институте. Но дальнейшему развитию наших отношений помешала небольшая проблема - у меня был дома телефон, а у неё нет. Гордая и своенравная девушка, она считала для себя зазорным самой звонить парню.
На 2-м курсе я сагитировал студентку из моей группы, которая мне нравилась, поиграть за нашу сборную (две женских доски у нас почти всегда пустовали) и даже стал тренировать её на магнитных шахматах во время занятий. Она проиграла одну командную партию, расстроилась и больше ничего не хотела слышать о шахматах. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18867 |
|
|
|
|
Сеанс
В апреле 1977 г. в Москве проходил командный чемпионат Европы по шахматам. После его окончания Анатолий Карпов, набравший 5 из 5 очков, и ряд других участников приехали в Шахматный клуб МГУ на Ленинских горах, чтобы провести сеансы одновременной игры на 10 досках с часами. Я учился тогда на 2-м курсе и в команде ИСАА при МГУ был новичком: только что перешёл туда из общефизической группы. Нам представили сеансёра:
- Международный мастер Джон Нанн, экс-чемпион Европы среди юношей.
Он оказался старше меня всего на полтора года. Тёмно-русые, аккуратно постриженные волосы, приятные черты лица. Несмотря на то, что команда Англии заняла в финале последнее, 8-е место, Нанн набрал на 4-й доске 6,5 очков из 11, и в следующем году ему было присвоено звание международного гроссмейстера.
В нашей партии был разыгран вариант Тарраша во французской защите. Я проверил дебют по базе Chess Assistant 19. Он совпал вплоть до 18-го хода белых (!) с партией Йозеф Локвенц - Рудольф Пальме, Bad Gastein, 1948 (ничья на 53-м ходу). После многочисленных разменов я (чёрные) получил в эндшпиле «плохого» слона (капитан команды иронически назвал её «большой пешкой») против коня. К этому времени один из наших лидеров в своей партии форсировал ничью вечным шахом. Внезапно Нанн пожертвовал мне пешку, в дальнейшим, видимо, надеясь на прорыв. Когда мы сделали положенные 45 ходов, партия была отдана на присуждение.
После того, как английский шахматист выиграл на всех оставшихся досках, в большом зале, по соседству, расставили фигуры. Он молча делал ходы, а чёрными руководил мастер Дмитрий Лосев. Я сидел сбоку, между ними. Вокруг собралась толпа студентов МГУ. Рассматривались варианты с жертвой белыми второй пешки и прорывом. Но слон чёрных везде успевал. В какой-то момент, правда, всем показалось, что конь может проникнуть в лагерь соперника. Лосев вопросительно посмотрел на меня:
- А вы как сыграете?
Толку от меня было мало: находясь в стрессовом состоянии от предвкушения успеха и внимания такого количества людей, я только время от времени повторял: «Ну, ничья, ничья». Внезапно из-за моего плеча к доске протянулась рука одного из студентов и сделала спасительный ход слоном. Нанн, не раздумывая, согласился на ничью. Современный компьютерный анализ подтверждает правильность этого присуждения.
Все разошлись: другие партии не присуждались. Я взял с соседнего стола пустой бланк для записи партии, и английский шахматист, улыбнувшись, в графе «Белые» аккуратным почерком поставил свой автограф – John Nunn. Впоследствии один опытный шахматист, посмотрев текст партии, сказал, что в ней я сыграл на уровне кандидата в мастера. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18868 |
|
|
|
|
Командное первенство МГУ
В шахматную команду ИСАА при МГУ я попал не сразу. По окончании 1-го курса большинство наших студентов послали на стройку, а несколько человек, в том числе и я, были отправлены на завод железобетонных изделий. В перерывах между работой мы играли в карты (марьяж) и шахматы. Случайно среди нас оказался перворазрядник, член команды института. Оценив нашу силу игры, он пригласил меня на пятую доску в сборной, а другого однокурсника - на шестую. Таким образом, на командных соревнованиях я сидел после одного кандидата в мастера и четырёх перворазрядников. Параллельно я дважды, без особого успеха, сыграл в квалификационных турнирах. Однако это не помешало мне во втором полугодии перейти из общефизической группы в Шахматный клуб МГУ. Теперь в конце каждого семестра, во время зачётной сессии, я специально ехал на Ленинские горы, и международный мастер Иосиф Ватников (впоследствии уехал в США), ничего не спрашивая, ставил мне зачёт. Он знал всех игроков клуба пофамильно по отчётам о турнирах и матчах. Это продолжалось два с половиной года вплоть до окончания 4-го курса.
Помню, на первой доске команды нашего факультета играл кандидат в мастера из Монголии. Во время матча с журфаком мне говорят: «Смотри, сегодня против нас играет гроссмейстер Сергей Макарычев». Вижу, сидит молодой человек в очках, интеллигентного вида. К моему удивлению, они довольно быстро сыграли вничью. Были ещё два известных шахматиста, которых я застал в то время - Долматов и Юсупов (оба - с экономфака). Сильные шахматные сборные, которые имели в своём составе гроссмейстеров и мастеров и претендовали на призовые места, в день игры в командном первенстве МГУ освобождали от занятий. Нас - нет (мы были во втором десятке, примерно на 13-м месте; на последнем был обычно факультет почвоведения). Я играл по вечерам, после утренних занятий и выполнения больших домашних заданий в одной из свободных аудиторий. К 18:00 у меня уже начинала болеть голова, и за доской я соображал плохо, чаще проигрывая. На 4-м курсе эти боли вдруг прекратились, и я выиграл пять партий подряд. После очередной победы капитан сборной института (ныне известный автор этюдов, дважды мастер Карен Сумбатян, ученик Анатолия Кузнецова) спросил у меня:
- Ты бланки партий собираешь?
- Да, конечно, - ответил я, но на предпоследнюю командную игру не явился. Она совпала по времени с днём рождения моей старшей сестры.
- Ты мог просто на минуту заехать и сдаться, - ругал меня во время последнего, седьмого, тура капитан команды.
На 5-м курсе физкультуры у нас не было: учились мы только по понедельникам. После Нового года мы вообще перестали ходить на занятия в институте. Я, как и остальные выпускники, сидел дома и писал дипломную работу, время от времени встречаясь со своим научным руководителем, посещая дополнительные курсы подготовки к Олимпиаде-80 и подрабатывая переводчиком в различных организациях. Потом, будучи в «Интуристе», я записался в шахматный турнир по переписке, но выбыл из него, потому что начал оформляться в загранкомандировку (срочная военная служба в Сирии). |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18869 |
|
|
|
|
Доморощенный теоретик
В 1987 г. я, пользуясь своей собственной картотекой и рукописным дебютным указателем к имевшимся в моей библиотеке шахматным книгам, написал небольшую статью о защите Оуэна 1. e4 b6 2. d4 Cb7 (B00 – один из индексов пятитомной югославской «Энциклопедии шахматных дебютов», которые используются вплоть до настоящего времени) под названием «Почему играют ферзевое фианкетто?» и послал её самотёком (как тогда было принято говорить о рукописях начинающих авторов, приходивших в журналы по почте) в «64-Шахматное обозрение» («64-ШО»). Мне прислали ответ из редакции, в котором сообщалось, что вопрос о публикации статьи будет решён после проверки предложенных мной вариантов. Вскоре я уехал во вторую, теперь уже четырёхгодичную загранкомандировку в Сирию. Там я узнал, что статья опубликована в № 6, 1988 (стр. 19).
Приехав в очередной отпуск, на волне достигнутого успеха я написал ещё одну статью - о варианте 1. c4 b6 2. d4 e6 3. e4 Cb7 (A40) под заголовком «Английская система в английском начале» и так же самотёком послал в «64-ШО». На этот раз к двум упомянутым выше источникам я добавил материалы из появившихся у меня в небольшом количестве югославских «Шахматных Информаторов». Статью опубликовали в № 4, 1990 (стр. 18-19). В отличие от первой, занявшей три столбца, здесь их было уже пять и маленький рисунок, изображавший толстого пешехода в пальто и шляпе. На одной брючине у него было написано «с2», а на другой – «с4». Следует отметить, что в обоих случаях я получил в бухгалтерии журнала «64-ШО», где на меня была заведена отдельная карточка, положенный мне неплохой гонорар.
Вернувшись в Москву после августовского путча 1991 г., я, завершая цикл статей о неправильных началах с фианкеттированием ферзевого слона чёрных, написал о том, какие варианты могут возникнуть при другом порядке ходов: 1. c4 b6 2. d4 Cb7 (А40), назвав статью «Ещё один камень в фундамент английской системы».
Решив до конца разобраться с индексом А40, я обнаружил большое число партий, начинавшихся с 1. d4 е6 2.с4 Сb4+ (это так наз. защита Кереса, поклонником которой является В. Эйнгорн), и решил написать об этом статью, предложив два её названия - «К чему может привести перестановка ходов» или «На стыке дебютных систем».
Обе статьи я отправил почтой в «64-ШО», но у журнала тогда были финансовые проблемы, а в 1992 г. он вообще перестал выходить. Через некоторое время я попросил жену позвонить главному редактору. Ей ответил шахматный мастер и журналист Александр Рошаль, сменивший на этом посту Анатолия Карпова. Она напомнила о предыдущих статьях и спросила о двух других.
- Помню-помню, хорошие статьи, - ответил тот. - К сожалению, во время переезда редакции две новые потерялись.
Больше в «64-ШО» я не писал.
В 2005 г. международный мастер И. Одесский выпустил книгу под названием «Невозможное начало», дав своё, не вполне точное, если вспомнить тему моих третьей и четвёртой статей, название системе 1. d4 e6 2. c4 b6 - «А40». Спустя два года она вышла в переводе под принятым в англоязычных книгах заголовком «English Defence» («Английская защита»). Прочитав русский вариант, я написал по электронной почте автору. О моей статье он ничего не знал и, кроме неё, попросил прислать сканы двух других, неопубликованных статей, поскольку его тоже интересовал весь индекс А40. Но у меня сломался сканер, и на этом наша переписка закончилась.
В дальнейшем мои занятия дебютами я продолжил в домашних условиях, начав играть на сайте ИКЧФ (Международной федерации шахматной игры по переписке), где мой рейтинг превысил 2300. Количество «Информаторов» у меня резко возросло, а рукописный дебютный указатель к шахматным книгам, имевшемся в моей библиотеке, принял вид электронной таблицы. Интерес к дебютной теории сохранился у меня вплоть до настоящего времени. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18870 |
|
|
|
|
Извините, что влезаю в вашу тему, но просто интересно: вы сами играли эти варианты (А40, Невозможное Начало, и т.д.)?
Дело в том, что чтение классных статей Одесского о Майлсе, и книги «Невозможное начало» у меня совпало и с возобновлением регулярной игры в турнирах, да и по стилю подходит. Так что «мы» (я и детям показал, им понравилось)стали регулярно играть эти варианты в турнирах. До уровня 2100 работает очень хорошо, потом результаты начинают снижаться (разумеется). |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18871 |
|
|
|
|
С этих строк начнётся следущая вспоминалка:
Работая в одном из управлений Генштаба, я дважды участвовал в первенстве своего отдела. В обоих победил сильный шахматист, такой же служащий Советской Армии, как и я. Он любил играть защиту Оуэна 1. e4 b6 2. d4 Cb7, что побудило меня написать первую статью для журнала «64-Шахматное обозрение» именно об этом дебюте (см. вспоминалку «Доморощенный теоретик»").
Сам я до сих пор часто играю против этих двух индексов (В00 и А40) белыми. Пока я не написал эти статьи, у меня были с ними белыми трудности. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18872 |
|
|
|
|
Eagle_2: С этих строк начнётся следущая вспоминалка:
"Работая в одном из управлений Генштаба, я дважды участвовал в первенстве своего отдела. В обоих победил сильный шахматист, такой же служащий Советской Армии, как и я. Он любил играть защиту Оуэна, что побудило меня написать первую статью для журнала «64-Шахматное обозрение» именно об этом начале (см. вспоминалку «Доморощенный теоретик»").
Сам я до сих пор часто играю против этих двух индексов (Е00 и А40) белыми. Пока я не написал эти статьи, у меня были с ними белыми трудности. |
Спасибо. Регулярно играя эти варианты черными могу подтвердить, что белые действительно регулярно имеют трудности (на любительском уровне). Слишком там много очень нестандартных для понимания позиций. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18873 |
|
|
|
|
"Бойня номер пять, или Крестовый поход детей" (продолжение, см. полный текст)
В конце лета жена увидела на кухне нового непрошеного гостя, который промелькнул за микроволновкой и спрятался где-то внизу. Мы установили на его пути к мойке, где он, наверное, пил остатки воды, липкую ловушку, и через несколько часов он попался. Возник вопрос, как он пробрался на кухню, потому что, несмотря на жару, мы старались не открывать дверь на балкон. Видимо, за кухонной стенкой, снова в районе плинтуса, возник проход, тем более несколько недель назад мы слышали, как кто-то там скребётся, видимо, прогрызая себе путь на кухню. Через две недели освободился знакомый плотник, который при своей худобе ухитрился залезть внутрь кухонной стенки и осмотреть с фонарём плинтусы. Они оказались в порядке, поэтому он не стал больше ничего делать. Тем временем всё новые соседи начали жаловаться на нашествие так наз. мышей.
Вспоминалка длинная, поэтому я вчера дал краткое её изложение в форме стихотворения:
Крысиный апокалипсис
Что-то не в порядке, дом не узнаю:
Это чумный город, словно у Камю.
Бегают повсюду стаи мелких крыс,
Лазают по стенам ловко вверх и вниз.
Боремся напрасно с ними целый год,
Нами уничтожен не один помёт.
Думают соседи с верхних этажей,
Что имеют дело с выводком мышей:
Очень уж похожи мыши на крысят.
Знаем, кто устроил в доме нашем ад -
Видели давно мы крупных взрослых крыс,
Молодняк их быстро книги нам погрыз.
Много мы купили дорогих отрав,
Мышеловок хитрых, разобрали шкаф -
Там, внизу, скрывалась узкая дыра,
Вот откуда лезла эта детвора.
На балконе тоже был крысиный лаз,
Но никто не спасся и на этот раз:
Липкие ловушки их влекут, как мёд,
Ничего проклятых больше не берёт.
Примечание. Имеется в виду роман-притча писателя-экзистенциалиста Альбера Камю «Чума» (1947), в котором эпидемия в алжирском городе Оране началась с нашествия крыс. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18875 |
|
|
|
|
Алексей Безгодов Магнус Карлсен. Стратегия побед в эндшпилях. М., 2025, 896 стр. (мягкий переплёт)
Пауль Керес Учебник практического эндшпиля. М., 2025, 328 стр. (перевод с английского)
Александр Калинин Истинное призвание. Заслуженный тренер СССР Абрам Хасин. М., 2025, 320 стр. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18876 |
|
|
|
|
Командное первенство Генштаба ВС СССР
Работая в одном из управлений Генштаба, я дважды участвовал в первенстве своего отдела. В обоих победил сильный шахматист, такой же служащий Советской Армии, как и я. Он любил играть защиту Оуэна, что побудило меня написать первую статью для журнала «64-Шахматное обозрение» именно об этом начале (см. вспоминалку «Доморощенный теоретик»).
Во время обеденного перерыва, спускаясь и поднимаясь на лифте, я видел, как на третьем этаже одна и та же компания играет в блиц. Раз я вышел и стал наблюдать. Все ушли, а один из шахматистов остался. Странно звучит, но до этого я ни разу не играл в блиц. По природе я тугодум и часто бываю не в ладу со своими нервами, поэтому всегда избегал быстрой игры. Я просрочил время, но мой соперник, увидев, что я побеждаю, дал мне довести партию до конца. Через пару дней к начальнику нашего отдела подошёл капитан шахматной сборной Управления и информировал его о том, что меня включили в её состав для участия в командном первенстве Генштаба. В тот же день мы сели в специально выделенный нам ПАЗик и поехали в ЦДСА. Членами сборной (пять основных и один запасной игрок) оказались те шахматисты, военные и гражданские, которых я видел возле лифта. По дороге один из них, полковник, предложил посадить меня на первую доску.
Из всех партий, сыгранных в этих соревнованиях, мне запомнилась только первая. Я белыми удачно разыграл ферзевый гамбит. Противник ошибся (после партии член его команды сказал ему: «Конечно, ты сам виноват, что пропустил пешечный удар с4-с5»), и создалась очень выгодная для белых позиция. В этот момент симпатизировавший мне полковник подошёл к начальнику Центрального шахматного клуба ВС СССР и поинтересовался квалификацией моего соперника. Оказалось, что тот - кандидат в мастера. Зря я об этом узнал. Я мог атаковать короля чёрных или выиграть пешку, но стал осторожничать и выбрал второй путь. Затем он начал долго думать над каждым ходом, а я последовал его примеру. Так мы оба доигрались до взаимного цейтнота. Вокруг собралась толпа шахматистов, которые уже закончили свои партии. Безусловно, мой противник, помимо высокой квалификации, имел несколько существенных преимуществ. Я играл вторую в жизни партию в блиц, при этом часы, как и положено для белых, стояли слева от меня, и я должен был тянуться к кнопке правой рукой. В горячке цейтнота я даже выиграл ладью, но мой флажок тут же упал.
- А я знаю, ты специально подставил ладью, потому что там был длинный ход, – сказал моему сопернику всё тот же член его команды.
Полковник подошёл ко мне и предупредил на будущее: «Они тут все опытные, специально тянут время до цейтнота». Другим игрокам сборной он сказал: «Ничего, теперь у нас есть сильная первая доска».
Я же, расстроенный, даже не проанализировал поединок (это был первый и последний раз, когда, играя классику, я уронил флаг). Однако мы вышли из своей подгруппы в финал, где соревновались шесть команд, чего не удавалось добиться на протяжении последних лет, и стать там даже четвёртыми. В первой же партии мне достался тот же самый кандидат в мастера, который сказал:
- Зачем вы тогда взяли пешку? Вы же выигрывали, а после этого у белых ничего не было.
- Правда? – спросил я.
- Да, там была матовая атака.
Это известие, конечно, не прибавило мне настроения. Я снова разыграл белыми ферзевый гамбит, и мой соперник одержал теперь уже не такую обидную для меня победу. В 5-м туре финала я проиграл ещё одному кандидату в мастера.
Затем матчи проходили в одном из помещений стадиона ЦСКА, возле м. «Аэропорт», куда мы добирались своим ходом. У меня сохранилось множество книжек армейского Шахматно-шашечного бюллетеня, который бесплатно распространялся в обоих зданиях. За два с половиной года я участвовал в трёх таких соревнованиях. Во 2-м и 3-м мы не вышли в финальную пульку. В первом случае мы отказались от дальнейшей борьбы за последующие места, во втором - обогнали остальные сборные, став, таким образом, седьмыми среди команд Генштаба. Во всех трёх соревнованиях я выступал на первой доске. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18877 |
|
|
|
|
Последняя военная осень
В последний год работы в Управлении я поехал в военный пансионат, в Подмосковье. Он находился на берегу реки, в которой никто не купался, потому что уже наступила осень. Шахматных партнёров я там себе не нашёл. Поэтому присоединился к компании мужчин и женщин разных возрастов, которые целыми днями играли в карты в холле, на проходе.
В столовой, где нам каждый день давали по два вторых, я сидел всё время с полковником и его женой. С ним же мы играли на бильярде, и к своему удивлению я побеждал (помимо настольного тенниса, шахмат и шашек, в клубе каждой воинской части всегда стоит бильярд, поэтому предполагается, что все офицеры, начиная с лейтенантов, проходят на нём многолетний курс обучения). Платил 10 рублей за пользование бильярдом проигравший. Столько же стоили просмотр одного фильма в местном кинозале и все другие развлечения.
На улице я играл в бадминтон и настольный теннис с мальчиком и двумя симпатичными сёстрами школьного возраста. С ними же я как-то был на танцах, которые проходили в большом пустынном зале. Одна из сестёр-блондинок мне испуганно отказала, тогда я пошёл танцевать с довольно вульгарной девицей, дочерью военного. Затем пригласил приятную женщину моего возраста, и она во время танца посоветовала мне познакомиться с кем-нибудь помоложе (опять повторилась всё та же ошибка в определении моего возраста). Правда, потом, встречаясь со мной в коридоре или лифте, она здоровалась.
Сосед мой по номеру, тоже полковник, всё время отсутствовал, а я либо читал, либо штудировал с магнитными шахматами одну из книг Виктора Голенищева. В целом в пансионате было довольно скучно. К тому же меня мучили постоянные головные боли, наверное, от свежего воздуха. Поэтому когда в Управлении пришло время очередного отпуска (а я взял вперёд десять дней в счёт него), я попросил нового начальника отдела (тогда они, увольняясь из армии по возрасту, менялись каждые три месяца) не засчитывать время, проведенное в пансионате. Как уж они это оформили по табелю, я не знаю, но положенный мне отпуск я использовал полностью. В комнатах Управлении было пусто: людей сокращали, зарплату периодически повышали, но она при безудержной инфляции оставалась мизерной. Офицеры, заканчивая рабочий день, переодевались в гражданскую одежду. Проводившихся раньше собраний и концертов не было. Начальство всё понимало, поэтому не сильно настаивало на соблюдении трудовой дисциплины. Один раз я переводил беседу в Народном бюро (посольстве) Ливии, в другой – экскурсию по Москве и соборам Кремля для детей дипломатов, учившихся в школе при посольствах арабских государств. Затем я вообще исчез на неделю, сопровождая делегацию одного крупного банка из Саудовской Аравии.
После возвращения из Сирии в шахматы я в основном играл с одним офицером, выступавшим раньше на второй доске сборной нашего Управления (к сожалению, он рано умер). Что касается чемпиона отдела, то мы время от времени играли с ним по две партии. По тому, как все собирались вокруг нас и подсказывали мне ходы (это мешало думать), было ясно, что они с нетерпением ждут, когда же я его обыграю. Незадолго до моего увольнения из Управления, я зашёл к нему в комнату и уверенно сказал:
- Я пришёл, чтобы тебя обыграть.
И действительно, я одержал верх в обеих партиях.
Во время очередного отпуска я приступил к работе в совместном российско-сирийском предприятии, где зарплата была в десять раз больше, чем в Управлении. Так я покинул организацию, в которой с перерывом трудился почти четыре года. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18878 |
|
|
|
|
О шахматном читерстве и шахматах
Любители шахмат часто спрашивают, как правильно произносить фамилию первого русского чемпиона мира - Алёхин или Алехин, и предпочтение у нас традиционно отдаётся первому варианту. В Московском Дворце пионеров с нами занимался мастер Александр Чистяков (1914-1990), который эти две точки не учитывал, что меня удивляло. Однажды к нам приехал с сеансом международный гроссмейстер Ратмир Холмов. Мне почему-то казалось, что надо произносить его фамилию с ударением на первый слог, и я сообщил об этом тренеру. Чистяков специально подошёл к нему уточнить, и оказалось, что надо говорить Холмо́в. Тогда наш тренер (это было сразу после матча Спасский-Фишер 1972 г. в Рейкьявике, когда я учился в 8-м классе) ещё продолжал играть. Однажды он поздоровался с мастером Григорием Равинским, который вёл младшую группу, и довольным голосом сказал: «плюс-минус». Я понял, что его противник не явился на партию.
Увидев ещё в советское время в «Шахматном словаре» Гейлера фамилию Богатырчука и его победы над Ботвинником, я отправил письмо в журнал «64-Шахматное обозрение». Мне ответили, процитировав статью о нём из справочника Д. Хупера и К.Уайлда «The Oxford Companion to Chess». В российское время я послал письмо Чарушину, автору книг об Алехине, Боголюбове и Юнге, что неплохо бы написать и о Богатырчуке. Он мне ответил, что пишет о тех шахматистах, которых любит. Потом он умер, и в результате о коллаборационисте Богатырчуке книгу (двухтомник) написал Сергей Воронков.
Однажды в командных соревнованиях по блицу мой соперник переходил (иначе он терял ферзя). После изучения Шахматного кодекса, мне сказали: «Судья не видел, стало быть, это недоказуемо». Естественно, партию я проиграл: пока я разговаривал с судьёй, мне пришлось дважды останавливать часы, но мой противник нажимал на них опять, чтобы моё время продолжало идти. Похожий случай произошёл в блицпартии на вылет в Сирии. Один очень уважаемый человек, который играл заведомо лучше меня, переходил (свидетелей не было). Я ему сказал: «Но должна же быть какая-то этика!» Тогда он снова расставил фигуры и обыграл меня уже по-честному.
Конечно, в заочных шахматах сейчас без движка делать нечего, но на Личессе я ни разу им не пользовался. Однако один из соперников в товарищеской партии вдруг сказал, что я - читер: «Вы играете слишком хорошо, у меня на Личессе рейтинг больше 2200». Я тут же сделал слабый ход и написал, что он неправ. Мы обменялись ещё несколькими сообщениями, потом ему стало как-то неловко, и он предложил ничью.
Ещё раньше я играл с читершей. Это был какой-то древний шахматный сайт. По тому, как она сама вступила в разговор и чтó говорила, я подумал, что она ходит туда как на сайт знакомств (там было несколько очень разговорчивых шахматисток). Партию я проиграл, правда, мне показалось подозрительным, что она часто выходила из сети. Потом девушка начала партию с другим соперником (я остался как зритель), но он сразу раскусил её: «С компьютером я могу и дома поиграть».
Много лет назад я помогал администратору известного сайта Chessgames.com (он из США) редактировать и дополнять сведения о советских шахматистах. В частности, он большинство из них называл российскими, не разделяя на нынешние независимые государства. Особенно не повезло многочисленным шахматистам с Украины (я написал ему, что нам вполне хватает и своих). Также была путаница с однофамильцами, отдельными партиями и т.д. На том сайте я зарегистрировался потому, что составлял для себя, используя свои книги и информацию из Интернета, исторические синхронистические таблицы по всем шахматистам мира, участвовавшим в международных турнирах, которые довёл до 1995 года.
Однажды я на шахматном сайте ChessManiac.com по просьбе американского приятеля, который уехал в отпуск, зашёл в его партию, но ход за него не сделал, потому что оставалось ещё достаточно времени. Мне тут же написали в профайле, что я пользуюсь двумя аккаунтами. Это прочитала не симпатизировавшая нам обоим английская шахматистка в интернациональной команде на Chess.com. Как-то во время очередной пикировки в нашем чате, она невольно сделала мне комплимент, сказав, что американец и я - это один человек и все мои многочисленные пространные сообщения на английском (в т.ч. о том, что такое «гносеологическая обработка») пишет американец. Однажды я написал ему, что видел экс-чемпиона мира Владимира Крамника, который стоял в короткой очереди у входа в ресторан Центрального шахматного клуба.
- И ты не подошёл к нему взять автограф? - спросил он.
- Ну, у нас это как-то не принято.
- Странно, в США к нему обязательно подошло бы несколько человек за автографом.
В другой раз к ним, в Индианаполис, приехала с сеансом одновременной игры теперь уже бывшая российская шахматистка Александра Костенюк, экс-чемпионка мира среди женщин. Он попросил надписать мне английский перевод одной из её книг. Затем он послал её мне по почте в Москву, но она не дошла. Оказывается, он неправильно подписал адрес, и она вернулась обратно в США. Но американец оказался очень упорным товарищем, и со второй попытки книга всё-таки пришла.
Как-то на том же сайте, где я, кстати, был по рейтингу несколько раз третьим, начал партию по переписке с молодым английским гроссмейстером Дэвидом Хауэллом. Меня рекомендовал ему мой приятель-валлиец, с которым мы сыграли много партий с общим счётом в его пользу. Англичанин белыми избрал разменный вариант славянской защиты. Партия была выставлена на форуме сайта на всеобщий обзор, и валлиец написал в комментариях, что белые зря избрали этот ничейный вариант. Я пользовался дебютной базой Chess Assistant, что разрешалось правилами сайта. В её анализе была серия неплохих тактических продолжений чёрными. Гроссмейстер написал в комментариях «Хорошо играет бот», - посетовал на то, что валлиец порекомендовал ему не того шахматиста, и предложил ничью (при этом мы по-прежнему находились в зоне анализа Chess Assistant). Затем на сайт ненадолго пришёл ныне покойный азербайджанский гроссмейстер Вугар Гашимов, сделал несколько ходов в нашей партии и куда-то исчез.
В Сирии я постоянно играл с одним нашим военным у него на кухне. Всё было хорошо, пока он себе и мне не стал подливать в рюмки неразбавленный джин. Он продолжал играть так же сильно, а я поплыл. К тому же я упрямо играл чёрными голландскую защиту. С тех пор невзлюбил её, может, незаслуженно.
Когда я учил среднюю дочь в детстве играть в шахматы, я подшучивал над нею:
- А король-то го-олый!
Наверное, поэтому она не стала шахматисткой.
Иногда мы от института ходила на Красную площадь, на демонстрации. Там даже весело было, мы с парнем из студенческой команды, перворазрядником, вслепую играли в шахматы друг с другом в ожидании нашей очереди. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18879 |
|
|
|
|
Следующие вспоминалки касаются истории:
Как я попал в историю
Раньше я уже писал о том, как в течение десяти секунд выбрал свою будущую профессию. Нам, филологам, преподавали только историю арабских стран со сдачей не экзаменов, а зачётов. Однако ещё в детстве я увлёкся чтением исторических романов. Книга Джованьоли и фильм о Спартаке, трилогия об Иосифе Флавии и «Лже-Нерон» Фейхтвангера, блестящие кинокартины «Даки» и «Колонна» привлекли моё внимание к истории Древнего Рима. Фильм «300 спартанцев» мне тоже нравился, но читать книги по истории Древней Греции я стал гораздо позже, увлёкшись сочинениями Ксенофонта. А тогда я учился во французской спецшколе, и мимо меня, конечно, не могли пройти романы и книги по её истории – Дюма, Гюго, Анатоля Франса, Мериме, Стендаля, Бальзака, Дрюона, Стефана Цвейга и Генриха Манна; мемуары Коленкура, исторические труды Бескровного, Левандовского, Тарле и Манфреда. Самым любимым моим периодом были Великая французская революция и Наполеоновские войны.
Во время второй загранкомандировки в Сирии (1987-1991 гг.) одной из обязанностей переводчиков Аппарата экономсоветника была доставка с почты газет и журналов. При входе в полуподвальное помещение, где располагалась бухгалтерия, стояли специальные ящики с отверстиями, куда надо было их раскладывать по контрактам. Потом из других городов приезжали наши специалисты и забирали почту. Самое интересное я читал, а затем возвращал на место. Тогда был всплеск публикаций о сталинских репрессиях, хрущёвской «оттепели» и так наз. брежневском застое.
Начальник (ему было около сорока пяти лет), заметив моё увлечение этой тематикой, однажды поинтересовался:
- А почему ты веришь этим историкам?
- Ну, есть архивные документы, свидетельства людей...
- Может, они опять врут.
Он же ещё в 1988 г. сказал про Горбачёва:
- Что-то не так с этой перестройкой. Мне кажется, что он слишком уж гонит лошадей.
Столкнувшись в тогдашней прессе и книгах с большим объёмом фактов, неизвестных мне имен и событий, я даже составил для себя рукописный справочник по упоминаемым в них государственным деятелям (около двухсот страниц). Вернувшись в Москву, я показал его свой труд знакомому доктору исторических наук:
- О! Да вы сделали что-то вроде Who is who, - удивился он. – Я такие видел в США.
Позднее подобные справочники уже издавали многие авторы. Всё это пригодилось мне, когда я с подачи моего друга-хасида, о котором рассказывал в нескольких вспоминалках, занялся историей моих репрессированных родственников. И мне не пришлось начинать с нуля: какая-то исходная минимальная база знаний об истории СССР сталинского периода у меня была. О том, что происходило дальше, я расскажу в последующих вспоминалках. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18880 |
|
|
|
|
Работа в архивах
Прежде чем выступить на круглом столе в 2011 г. и неоднократно съездить в Казахстан, я с небольшими перерывами десять лет проработал в разных архивах и опубликовал несколько статей, учась новой профессии у более опытных товарищей. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) я тут же познакомился с учёным из Германии, который подсказал мне номера необходимых для прочтения дел. Сам он занимался историей Средней Азии и свободно говорил по-русски. Казалось, он знал всех других постоянных посетителей бывшего партархива. Более того, из какой бы страны они ни были, он начинал говорить с ними на их языке. В тех делах, номера которых он мне подсказал, можно было найти информацию о работе моего родного деда на посту председателя ЦИК (1920 г.) и СНК Туркестанской АССР (1922-24 гг.).
В архиве собралась дружная компания историков, которые знали, кто я, но относились ко мне как к своему коллеге. Однажды мы собрались за обедом в столовой РГАСПИ. Среди моих новых знакомых был француз, который писал диссертацию о трёх репрессированных национальных деятелях СССР, в том числе моём дедушке. Американец занимался положением ветеранов войны в современной России. В нашу компанию также входили две молодые женщины из Великобритании. Все говорили по-русски, а они, хоть и знали язык, но стеснялись и предпочитали общаться на английском.
- А почему ты произносишь слово black как «блак», а не «блэк»? – спросил немец одну из девушек, с веснушками и в очках, которая, к моему большому удивлению, писала диссертацию о сёстрах В.И. Ленина.
- Я из Шотландии, - ответила она. С этой девушкой я общался отдельно, раз мы даже обедали вдвоём.
Затем меня познакомили с другой женщиной, доктором исторических наук. Она предложила мне подготовить несколько архивных документов, касавшихся моего деда, и прокомментировать их для сборника «Россия и Центральная Азия. 1905-1925 гг.» (издан в Караганде в 2005 г.). Чуть позже мы написали вместе статью о деятельности деда в качестве полномочного представителя Исполкома Коминтерна в Монголии (1924-25 гг.). Она была опубликована там в 2010 г. на русском языке в сборнике, экземпляры которого впоследствии мы получили по почте.
Но ещё раньше я поработал в фонде Коминтерна, в том же здании. Материала оказалось очень много, потому что мой дед, будучи заместителем заведующего Восточным отделом Исполкома Коминтерна, писал пространные отчёты своему шефу в Москве, которым был Ф.Ф. Ильин, известный под псевдонимом Раскольников (будущий невозвращенец, автор «Открытого письма Сталину»). Женщина, сидевшая в читальном зале, вдруг попросила меня пройти в один из кабинетов архива. Там я познакомился с работником фонда Коминтерна, который предложил мне написать статью о деде для Германии. Редакцией русского текста занимался не только он, но и заместитель директора РГАСПИ, который на полях своей рукой внёс в него несколько дополнений из архивных документов. Затем я перевёл статью на английский язык. Вскоре мне позвонили и сказали, что из Германии приехал человек, который занимался журналом «Historische Kommunismus-Forschung». Вначале я увидел этого импозантного мужчину в читальном зале с переводчиком французского языка и сразу понял, кто он. Потом мы все собрались в кабинете моего знакомого из фонда Коминтерна. Здесь уже я переводил его слова немцу на английский. Мою статью последний прочитал и остался ею доволен, сделав всего несколько мелких замечаний. Он также попросил меня написать на английском краткие биографии всех упомянутых в статье лиц. В конце разговора работник архива протянул ему какую-то книгу и попросил перевести с немецкого одно довольно лёгкое предложение. Когда-то давно я пытался самостоятельно выучить этот язык, поэтому не дождавшись того, как немец переведёт его на английский, я это сделал сразу на русском.
- А вы говорили мне, что я полиглот. Вот кто полиглот, - засмеялся немец, указав на меня.
По его просьбе я послал ему по обычной и электронной почте русский и английский тексты и биографии. В 2003 г. я увидел сборник с моей статьёй в витрине читального зала РГАСПИ и сделал с неё ксерокопию. Доклады (все разные) на круглом столе, четырёх конференциях в Казахстане и эссе о личной жизни родного деда я уже писал самостоятельно. Доклады были опубликованы в печати, а эссе я разместил в Интернете.
Работа моя затруднялась тем, что личное и архивное уголовное дела моего деда находились почему-то в Казахстане, хотя последние одиннадцать лет он работал заместителем председателя Совнаркома РСФСР и в 1938 г. был расстрелян в Коммунарке. Но сохранилось его персональное дело, которое прислали для ознакомления из Йошкар-Олы. В нём оказались и реабилитационные документы, которые совпали с теми, что содержались в архивном уголовном деле. Его читала моя ныне покойная тётя, проживавшая в Алма-Ате, которой отксерили отдельные страницы (мы по почте обменялись с нею имевшимися у нас материалами). Кроме того, в Архиве Президента России есть протокол допроса дедушки от 3 июля 1937 г., который Ежов направил в адрес Сталина. Он опубликован в приложениях к книге В. Хаустова и Л. Самуэльсона «Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг.», М., 2010.
Что касается Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), то я нашёл в нём около десяти документов о назначениях деда на различные должности. Там же, в отдельном помещении, я ознакомился с документами из фонда Наркомата по делам национальностей РСФСР, который возглавлял И.В. Сталин. Дело в том, что в 1920-22 гг. мой дед работал в нём его вторым заместителем. Там я нашёл мало интересного (вероятно потому, что в 1921 г. он был послан полномочным представителем этого наркомата в Азербайджан).
Зато во втором здании ГАРФ на Бережковской наб., 26 мне сразу же вручили отдельную папку с данными о протоколах заседаний СНК РСФСР, которые вёл или в которых участвовал мой дед. За изучением их я провёл почти год. Тема Совнаркома РСФСР в исторической науке не исследована, поэтому я старался всё время затрагивать её в своих докладах в Казахстане (до 1936 г. входил в состав РСФСР в качестве автономной республики) как имеющую новизну для историков.
Также я прочитал в Центральном архиве ФСБ уголовное дело моей мамы, которая в 1949-53 гг. находилась в ссылке в Казахстане, там же мне помогли установить подробности заключения и смерти в возрасте двадцати лет её сводного брата. Ещё на один запрос ФСБ я получил ответ из «архива Департамента КНБ Республики Казахстан по г. Алматы» о том, что ознакомиться с уголовным делом дедушки я могу лишь у них. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18881 |
|
|
|
|
Работа в архивах № 2
Выясняя место расстрела родного деда, которое долгое время скрывалось, я узнал о том, что Управление ФСБ по г. Москве и Московской области рассекретило архивное уголовного дело мужа моей двоюродной бабушки Джаганши Досмухамедова, председателя Западного отделения Алаш-Орды во время Гражданской войны. Его выдали мне для ознакомления в читальном зале ГАРФ. Там в течение месяца я его полностью переписал. В конце я спросил, можно ли мне скопировать фотографию деда. Тут же позвонили в отдел, и в бюро пропусков ко мне вышла приятная женщина.
- Возьмите это фото, отсканируйте и верните мне.
Я был крайне удивлён таким доверием к незнакомому ей человеку и взял это страшное фото, снятое в фас и профиль, где мой двоюродный дед, которому тогда было всего пятьдесят лет, выглядел, как глубокий старик.
- К нам приезжали из Казахстана, но мы отказали в выдаче дела, - призналась женщина. – Вы первый, кто его прочитал.
Фотографию я вернул ей уже на следующий день.
Неизвестно почему, Джаганша Досмухамедов (расстрелян в Бутово в 1938 г.) во время нескольких допросов подробно изложил свою биографию, начиная с Февральской революции 1917 г. До этого сведений о нём было очень мало. В Казахстане путали его с однофамильцем Халелем Досмухамедовым, который закончил Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию; называя их родными братьями, утверждали, что Джаганша, перенеся за год до ареста инсульт, забыл, где учился (не в Московском, а Санкт-Петербургском университете); путали между собой жён дедушек. Наконец, из Казахстана приехал полковник в отставке, возглавлявший фонд Досмухамедова. Мы пошли с ним вместе в Архив города Москвы, он дал официальное письмо от своего фонда, а с документами уже работал я. Мне сделали их очень качественные и дорогие фотокопии, доказывающие, что Джаганша закончил юридический факультет Московского университета. Ещё ко мне приезжал из Казахстана пожилой человек, вместе с которым мы сходили в ателье и сделали копии фотографий Джаганши из семейного альбома. Всё это в конце концов оказалось в Джамбейте, последней столице Западного отделения Алаш-Орды.
А до этого мы вместе с моим соавтором, упомянутым в предыдущей вспоминалке, написали статью. Я целиком изложил материал архивного уголовного отдела, сопроводив его подробнейшими комментариями, которые по количеству страниц лишь немного уступали основному тексту. Мой соавтор сделала в статью ряд вставок, чтобы придать ей более научный вид, и договорилась о размещении её на сайте www.kyrgyz.ru. Благодаря этому статья (опубликована в 2004 г.) получила широкую аудиторию и на неё до сих пор часто ссылаются в статьях и книгах. Вскоре мне позвонили из Джамбейты и пригласили приехать к ним.
- Мы вам всё оплатим, - уговаривала меня женщина по телефону.
Мучимый сомнениями, я отказался.
В 2012 г. я уже съездил с моим соавтором в Алма-Ату и побывал в Таразе (2014 г.), поэтому, когда в 2017 г. нас пригласили вдвоём в Уральск, административный центр Западно-Казахстанской области, я уже не стал долго раздумывать. Конференция была посвящена не Досмухамедову, а Алаш-Орде в целом (главой её был Алихан Букейханов, депутат Государственной Думы Российской империи 1-го созыва). Поэтому я поехал туда как рядовой участник конференции. Слушатели, присутствовавшие на ней, опять звали меня в Джамбейту, которая находится на расстоянии 140 километров от Уральска, но для поездки туда не было никакой возможности.
Вернувшись в Москву, я через несколько месяцев был вдруг приглашён как внучатый племянник по месту жительства Досмухамедова и моей двоюродной бабушки на Шаболовке. В выставочном зале были собраны документы о репрессированных жителях соседних домов. На одном из столов я обнаружил всё те же фото и документы, полученные организаторами мероприятия напрямую из Джамбейты. Я выступил с подробным рассказом о Джаганше Досмухамедове, а через год участвовал в открытии памятной доски «Последний адрес», где изложил то же самое, но в сокращённом виде.
Во время работы в РГАСПИ мне также удалось изучить личное дело Августа Ивановича Поднека, третьего репрессированного деда, мужа средней сестры. Латыш, вступил в партию большевиков ещё в 1913 г., в 1915-1917 гг. находился на каторге; член Госплана СССР, президиума Госплана РСФСР и правления Госбанка; был арестован в 1937 г. в Иркутской области (с 1933 г. занимал должность 1-го заместителя председателя Восточно-Сибирского крайисполкома) и расстрелян. Реабилитирован. Средняя сестра умерла молодой от лейкемии ещё в 1932 г.
Таким образом, мне удалось выяснить печальные подробности биографий всех репрессированных близких родственников - трёх дедов, дяди и мамы и участвовать как представитель нашей семьи в подготовке и церемонии открытия двух мемориальных досок. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18882 |
|
|
|
|
На земле предков
Однажды в Посольстве Казахстана в Москве состоялся круглый стол, на котором я в числе других участников выступил с небольшим докладом (позднее он был напечатан в газете местной диаспоры). В конце ко мне подошёл представительный мужчина и сказал:
- Когда вы к нам приедете? Я видел, у вас собрано много материалов.
Он оказался проректором по научной работе одного из алма-атинских университетов. Через год я был действительно приглашён туда на научную конференцию. В аэропорту нас вдвоём встретил мой новый знакомый. Мы остановились в гостинице, которая находилась рядом с университетом. После конференции, где я тоже выступил с докладом, мы поехали в небольшой город, расположенный в 30 км от Алма-Аты. Там нас принимали в местном колледже. Мы отвечали на вопросы детей, а они на сцене танцевали и пели вначале на казахском, потом на русском языке. Всё это напоминало далёкие времена Советского Союза. За ужином молодой директор колледжа вдруг подошёл к нашему столу и тоже спел нам, удивив своим прекрасным голосом и артистичностью.
Утром проректор повёз на своей машине в Киргизию, где у него живут родственники, одного доктора исторических наук. Меня же (мой попутчик вернулся на день раньше) взяли под свою опеку местные кинорежиссёр и его помощник, которых я не так давно принимал у себя в гостях, в Москве. Мы поехали на знаменитый каток «Медео». Играла громкая музыка, но людей было немного. Задрав головы, мы смотрели, как вертолёт, предупреждая возможный сход лавины, сдувает с горы снег.
Здесь надо упомянуть о забавном случае, который произошёл накануне. Заходя в учебный корпус с другими гостями конференции, я засмотрелся на стоявших по обеим сторонам небольшой лестницы девушек и ребят, которые как по команде поздоровались с нами. Споткнувшись о ступеньку, я стал падать. Слава богу, мои спутники подхватили меня за руки (во время другой поездки - в Чимкент - не успели). Рядом с катком «Медео» режиссёр и его помощник предложили мне сфотографироваться верхом на лошади, возвышавшейся горой над запорошённым снегом асфальтом.
- Давайте, - сказал я, - с лошади я ещё не падал.
В результате нас сфотографировали втроём, на земле. Потом мы поехали на киностудию, где они работали. Режиссёр дал одному из ребят 200 евро, и я, в сопровождении двух джигитов и красивой, стройной казашки (она играла в его фильме, исполняя современные танцы), пошёл на рынок, через дорогу. Там они накупили кучу сладостей, урюка, фисташек и солёных орешков. Всё это на киностудии упаковали в большую картонную коробку.
По дороге в аэропорт мы пообедали в маленьком ресторанчике. Официантка узнала в лицо режиссёра, который снял несколько известных художественных фильмов, и мы вчетвером сфотографировались. Затем поехали дальше, и нас остановил местный гаишник (я забыл пристегнуться ремнём безопасности). Режиссёр издалека что-то крикнул ему на казахском языке, тот переговорил по рации со своим начальством и отпустил нас. В зале ожидания аэропорта помощник куда-то отошёл и вернулся с моей коробкой, зашитой в материю. Потом мы распрощались, я сел с вещами на лавочку и стал ждать объявления о регистрации на свой рейс. Их делали в следующей последовательности: на английском, казахском и русском языках. Я прислушивался к началу всех объявлений и поэтому в очереди на регистрацию оказался первым. Спустя 4 часа полёта я уже был в Москве.
Так прошла моя первая в жизни поездка в Казахстан. Затем было ещё несколько, сопровождавшихся интересными приключениями. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18883 |
|
|
|
|
Бросок через горный перевал
Поездка на другую конференцию, которую на этот раз я совершал в одиночку - в Тараз (бывший Джамбул) с остановкой в Алма-Ате – с самого начала пошла не по плану. Я забыл дома мобильник, и моя младшая дочь догнала меня на такси, успев поймать у стойки оформления багажа в Шереметьево-2. Выйдя ночью из Алма-Атинского аэропорта, я взял такси, которое кругами и зигзагами повезло меня в гостиницу. Содрав внушительную сумму в рублях, шофёр пообещал отвезти меня на следующий день в аэропорт. Утром выяснилось, что он находится в 15 минутах ходьбы от гостиницы, и я понял, что такси за мной не заедет.
В аэропорту я встретил знакомого проректора по научной работе одного из местных университетов, который ехал со мной на ту же конференцию (см. вспоминалку «На земле предков»). Пока мы пили кофе и разговаривали, мы пропустили объявление на посадку, думая, что вылет задерживается. Вдруг я слышу голос по радио и в потоке казахской речи улавливаю свою фамилию. Мы бежим вниз по лестнице, перескакивая через ступени, и садимся в уже отъезжавший к самолёту автобус. После этого на маленьком Боинге добираемся около часа до Тараза. Мой спутник тут же засыпает, а меня всё ещё трясёт от волнения.
На обратном пути мой маршрут вдруг изменился. Все гости уехали на поезде, а мы, трое мужчин и женщина, отправились на Ладе в Чимкент. Для этого надо было преодолеть горный перевал. На основном шоссе движение застопорилось, и по совету местного гаишника мы свернули на пустую старую дорогу. Потом мы узнали, что по прошествии часа перевал вообще закрыли из-за снежного бурана. Когда он начался, машина стала неуправляема и её потащило в кювет. Сквозь щели в закрытых окнах нам в лицо полетели крупные снежинки. С трудом мы продвигались вперёд. Несколько раз нас чуть не сдуло ветром на обочину (здесь, бывало, в буран опрокидывались самосвалы). Слава богу, мы как-то добрались до Чимкента. Там мы разделились. Меня и заведующего кафедрой одного из местных вузов забрал к себе в машину его сослуживец по армии. Мы хорошо посидели в ресторане, затем переночевали в большом номере в гостинице и на следующее утро поехали на такси в аэропорт. Днём я вернулся домой, в Москву. Вся поездка заняла трое с половиной суток. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18884 |
|
|
|
|
Хулиган № 2
Это была моя третья поездка в Казахстан на международную научную конференцию по истории Алашской автономии. Мы вдвоём прилетели в Оренбург, где нас встретил на своей машине молодой водитель. Доехали до границы, разделяющей наши страны, миновали несколько шлагбаумов, затем сердитый казахский пограничник сфотографировал нас и велел заполнить миграционную карту. Дальше наш ждала совершенно разбитая дорога, которую шофёр преодолевал зигзагами с необычайным мастерством, за что я сравнил его с гонщиком Формулы-1. Путь был далёкий (около 300 км), поэтому он пригласил нас к себе домой перекусить.
- Я обычно так делаю, когда вожу иностранцев, - признался водитель.
Он познакомил нас с родителями, симпатичной женой и маленькой очаровательной дочкой с необъятными щёчками. Ближе к вечеру мы приехали в Уральск.
В гостинице встретились с другими участниками конференции. Одного из них, японца, прекрасно говорившего по-русски, я одолевал разговорами об их языке (не забыв, конечно, о моих занятиях каратэ), литературе, кино и истории до тех пор, пока мне деликатно не сказали, что представители этой нации любят покой и уединение. Двое - мужчина и женщина - добрались до города из Самары.
В Уральске я познакомился с одним товарищем, который приехал туда из Германии, где жил уже много лет. Он оказался таким же хулиганом, как тот афганский журналист, о котором я рассказывал в одноимённой вспоминалке. Конечно, когда он говорил про друга Достоевского по Семипалатинску и Петербургу - Чокана Валиханова, было смешно. Этот блестящий офицер Российского Генштаба, казахский просветитель, ученый и путешественник был с восторгом принят в петербургском обществе. Но через некоторое время в семьях князей и графов стали рождаться очень похожие на него дети. «Такие маленькие чоканчики», - сказал он и, наклонившись, изобразил рукой несколько голов этих малышей.
После конференции мы отправились в Оренбург, там на следующий день должен был состояться круглый стол. На границе мы вышли из автобуса, ожидая проверки документов, и хулиган стал развлекать нашего пограничника антироссийскими разговорами, на которые тот никак не реагировал, проявляя удивительные спокойствие и выдержку. Другие пограничники – молодые женщины – вышли на нас посмотреть: целый автобус историков, в том числе японец – для них это было невиданное зрелище. Когда я подошёл с паспортом к будке, было уже совсем темно. Пограничница высунулась в окошечко и спросила меня: «А какая у вас была тема конференции?» Я объяснил. Когда все прошли, мы вернулись в автобус. Под конец, на въезде в Россию, к нам заглянула одна из пограничниц, чтобы пересчитать нас. В этот момент хулиган пропищал тонким голоском: «Ой, какая красивая девушка!» и вдруг заблеял: «Бе-е-е». Она покачала головой и пожурила нас: «Ну вот, такие солидные люди». Не знаю, как другие, но я испытал при этом чувство стыда перед нею. Оказалось, ещё раньше он вслух рассуждал о том, что будет, если он так сделает.
Вечером в Оренбурге все пошли в гостиничный ресторан. Женщины устроились отдельно, а мы, семеро мужчин, одетые по-домашнему, в тренировочные костюмы, уселись за большой стол. Подошла симпатичная официантка, приняла от нас заказ и спросила:
- Ребята, вы что, спортсмены?
- Ага, - пошутил я, - семь стариков и одна девушка.
Никто не засмеялся.
Утром мы разделились - все поехали на круглый стол, а нам двоим вызвали такси. Причём этот необычный товарищ вдруг взял мои вещи и понёс к машине. Через пару часов мы вылетели в Москву. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18885 |
|
|
|
|
Спринтерское многоборье
Расскажу про четвёртую (и последнюю) поездку на конференцию, на этот раз в Чимкент. Я заранее представил свой доклад, напечатанный по установленной форме, и аннотацию на русском и английском языках. Предполагалось, что я прилечу туда ночью, но самолёт задержался на пять часов. В результате, заехав на минуту в гостиницу, я сразу пошёл на конференцию. На лестнице я повстречал заведующего кафедрой, с которым за два года до этого совершил героический бросок через горный перевал (см. одноимённую вспоминалку). После обеда я пришёл в свой номер и, раскрыв маленький портфель, который раздали всем участникам конференции, с удовлетворением обнаружил, что мой (и ещё одной женщины) доклад опубликован не только в двух похожих сборниках, но и в местной газете в виде статьи (без научного аппарата), занявшей целую полосу.
На следующий день я и ещё несколько человек должны были поехать с экскурсией в один небольшой город. Сопровождавшая нашу группу женщина (назову её Айгуль) сказала мне, что после возвращения в Чимкент, мы заедем в гостиницу за вещами, а потом нас отвезут в аэропорт. Я вспомнил свои боевые навыки бывшего гида-переводчика «Интуриста» и посоветовал ей:
- Расчётный час в гостинице в 12:00. Зачем вам платить лишнее? Давайте сразу возьмём с собой вещи.
Позже оказалось, что я был прав. Всю дорогу, в течение полутора часов, я общался с красивой двадцатипятилетней казашкой, мамой двух детишек (потом она мне даже приснилась). Приехав на место, мы поняли, что, кроме экскурсии, нам придётся выступить ещё на одной конференции. В зале собрались учителя школы, старшеклассники и их родители. Что делать? Не могу же я опять повторять свой доклад, с которым я выступил в Чимкенте. И я решил рассказать им, как будучи по образованию филологом, я за двадцать лет работы в архивах освоил новую для себя профессию историка.
- Вначале я ставил перед собой скромные задачи, - говорил я, - затем постепенно они усложнялись. Я начал публиковать статьи, выступать на конференциях и круглых столах.
Мой импровизированный доклад вызвал интерес в зале, и ведущий конференции сказал:
- Даю вам ещё 10 минут.
Я продолжил своё выступление и, когда моё время закончилось, обратился к старшеклассникам с банальным советом в стиле дедушки Ленина:
- В общем, дети, учитесь.
Во время обеда я вспомнил японское хокку, сочинённое мной ко второй поездке в Казахстан:
Далёкий Тараз,
В свои объятья прими
Блудного сына.
- Теперь в это стихотворение можно вставить вместо Тараза Чимкент, - пошутил я.
- И другие города, в которых вы побывали, - заметил кто-то.
Затем мы отправились назад, в Чимкент. По дороге Айгуль позвонила в аэропорт, чтобы подтвердить наш приезд, но пошёл дождь, возникла пробка, и мы добрались туда за 10 минут до вылета. Поскольку одна из двух женщин, которым надо было возвращаться в Астану, передвигалась на костылях, я схватил в руки сразу четыре сумки и побежал к стойке регистрации. Вылет, по-видимому, задерживался, потому что прошло ещё 15 минут, когда ко мне с шофёром, тоже помогавшим нести вещи, присоединились наши женщины, одна из которых сидела в инвалидном кресле, а другая его толкала.
Рейс на Москву был ещё через полтора часа, но, войдя в спринтерский раж, я поспешил к стойке оформления багажа.
- Куда вы так торопитесь? - спросила меня Айгуль.
Я вкратце рассказал ей поразивший меня на всю жизнь случай с двумя детскими писателями, которых на моих глазах сняли с рейса (см. вспоминалку «Хулиган»). Она дождалась, пока я пройду все необходимые формальности, и в конце я поцеловал её в щёчку.
В заключение рассказов о поездках в Казахстан на научные конференции, упомяну те аэропорты, куда я возвращался, иногда глубокой ночью, в Москву. Они не повторились ни разу - Внуково, Шереметьево, Домодедово и Быково. Кроме того, у меня вообще нет загранпаспорта.
- Вы так с ним и ездите? – спросила на этот раз, вместо грозного «Снимите очки!», пограничница в нашем аэропорту, беря в руки мою бордовую книжицу с надписями «Российская Федерация» и «Паспорт».
Потом она с улыбкой поинтересовалась, куда я еду, и это было очень мило. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18886 |
|
|
|
|
Красные и белые
Мои бабушки, три сестры, родились в одном небольшом сибирском городке, в семье служащего железной дороги. Средняя сестра умерла в тридцать два года от лейкемии, младшая – когда я учился на 2-м курсе, а старшая, которая вышла замуж ещё до революции, дожила до 1986 г. и скончалась в возрасте девяносто трёх лет. Мужья всех трёх занимали высокие государственные должности, были незаконно репрессированы (расстреляны в 1938 г.) и реабилитированы посмертно.
Во время Гражданской войны в их город входили то красные, то белые, то анархисты. Однажды вечером к ним постучали. Открыли засов. На пороге стоял вооружённый человек в кожаной куртке, красноармеец. Его спрятали за печкой. Спустя пятнадцать минут к ним ворвались колчаковцы и начали обыск.
- В доме есть мужчины? – спросили они вдову (супруг её потерял зубы, натёр десну, и у него возникла раковая опухоль, от которой он умер).
- Нет, только я и мои дочери, - ответила она.
Вскоре они ушли, не догадавшись посмотреть за печкой, где прикрывшись дровами, лежал красноармеец. Когда город заняли большевики, спасённый ими человек, который оказался комиссаром, приехал с возом дров и огромными буханками хлеба, ценившимися тогда на вес золота.
Ещё одним ярким (на ум сразу приходит «Открытая книга» Каверина) воспоминанием в жизни бабушки, младшей из сестёр, было то, как она влюбилась в одного гимназиста и он назначил ей свидание на скамейке, в парке. Они встретились, и тот по секрету сказал её, что собирается жениться на другой и приглашает её на свадьбу. Бабушка согласилась прийти, но вскоре по стране пронеслись две революции, потом Гражданская война, он вступил в ряды белых и был убит в одном из боёв с красными.
Вскоре, спасаясь от голода, семья уехала в Ташкент, где бабушка познакомилась с моим дедом, который случайно оказался с нею на лечении в местной больнице. Живая, весёлая и общительная, девушка сразу понравилась ему и, уезжая в Москву, он оставил ей свой адрес и телефон. Несмотря на настойчивые ухаживания и даже предложение одного лётчика выйти за него замуж, бабушка поехала в Москву. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18887 |
|
|
|
|
После реабилитации
Первые шесть лет моей жизни наша семья отдыхала на даче Совета Министров РСФСР. Этим мы были обязаны Хрущёву, который развернул широкую компанию реабилитации жертв сталинских репрессий (в 1926-1937 гг. мой родной дед занимал должность заместителя Председателя Совнаркома РСФСР). В 1958 г. моя мама также получила комнату в районе метро «Университет». Но фактически туда переехали мы только вдвоём: старшая сестра осталась жить с бабушкой и тётей, пока в феврале 1966 г. (я учился тогда в 1-м классе) им не выдали ордер на однокомнатную квартиру. А до этого мы с мамой еженедельно приезжали их навещать. Они жили в полуподвальном помещении, окна которого выходили на улицу, где мы видели только ноги проходивших мимо людей. В 1949 г. подруга мамы познакомилась с молодым человеком. Однажды они вдвоём пришли в эту квартиру. Мужчина откланялся, но через некоторое время бабушка увидела в окно знакомые ботинки. Он стоял и подслушивал, о чём говорят. Спустя несколько недель мою маму арестовали и сослали в Казахстан, где она пробыла вплоть до бериевской амнистии 1953 г.
После снятия Хрущёва в октябре 1964 г. дачу у нас отобрали. Правда, через шесть лет (я учился в 5-м классе) мы с мамой получили двухкомнатную квартиру. Это произошло благодаря поддержке Постоянного представительства Казахской ССР в Москве. Несколько раз, будучи студентом, я получал там денежную помощь (30 - 35 рублей). Как-то я пришёл туда, и работник Постпредства начал мне грубо выговаривать, почему я так ещё не съездил в Казахстан (жили мы бедно, и этой возможности у меня не было). Я молча встал и пошёл к двери. Мама тогда сказала: «Ну, и правильно сделал». Через много лет в общей компании я встретился с тем работником Постпредства. Он узнал меня и восхищённо сказал: «Он встал и пошёл».
Вернувшись из Сирии, где я проходил срочную военную службу, я в поисках работы обратился в Постпредство. Мне сказали, что в Москве у них возможности ограничены, могут только помочь устроиться преподавателем в Казахском университете. Конечно, этот вариант с переездом из Москвы в Алма-Ату нашей семье не подходил. В 90-е гг. на одном из мероприятий диаспоры ко мне подошёл познакомиться молодой казахский бизнесмен и дал мне свой номер телефона. Затем мы встретились на детской ёлке, которая проводилась теперь уже Посольством Казахстана. Он снова сам подошёл ко мне и сказал:
- Я внёс деньги в уставной фонд банка, теперь жду, когда дадут лицензию. Хотелось бы пригласить вас к себе на работу. Запишите мой номер телефона.
Он внимательно посмотрел мне в глаза и понял, что я не проявляю особого интереса к этой теме.
- Давайте лучше я вам позвоню, - сказал он и записал мой номер телефона.
Через несколько месяцев он позвонил мне. Так я попал в свой первый банк, где мне предложили скромную должность пресс-секретаря. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18888 |
|
|
|
|
Связь времён
Двоюродная бабушка имела в нашей семье особый статус. Если мы все жили на даче, ей выделялась отдельная комната. Мама и тётя обращались к ней на «вы». Последняя навещала её ежедневно, когда к концу своей жизни она потеряла зрение. Я часто жил у бабушки во время школьных каникул и сессий в институте. Это был старый район, в квартире вода нагревалась с помощью газовой горелки, холодильника долгое время не было, и скоропортящиеся продукты просто вывешивались в сетке за окном. По рассказам бабушки, во время войны во дворе у них упала бомба, и в квартире выбило все стёкла. До следователя прокуратуры, о котором я рассказывал в вспоминалке «Девушки и лодки», её соседкой была мать первой жены моего родного деда, которая потом уехала к своей дочери в другой город.
Мебель в комнате бабушки была старинной, в стиле Людовика XIV. Её причудливо дополняли восточные вазы, блюда, пиалы и ковры. Из Уральской области Казахстана, родины её репрессированного мужа, всё время шли посылки с фруктами, бараниной и вкуснейшей солёной колбасой из конины – казы́. Кто-то из дальних родственников мужа у неё даже жил, а проездом вообще нередко останавливался. Однажды когда я учился в 5-м классе, я спал на широкой кровати, тоже в стиле Людовика XIV, меня ночью вдруг разбудили и передвинули на ней. Проснувшись утром, я обнаружил, что нахожусь поперёк неё, ближе к спинке, а рядом со мной лежат три женщины.
Тогда же бабушка повела меня в соседний дом попрактиковаться во французском языке со своей знакомой Ольгой Сергеевной (в замужестве Шавриной), дочерью оперной певицы М.Н. Климентовой (1857-1946, Париж) и С.А. Муромцева (1850-1910), председателя I Государственной Думы (1906), которого после её роспуска приговорили к трём месяцам заключения в тюрьме и лишили дворянства. Это была величественная старуха с большой палкой, наподобие матушки декабриста И.А. Анненкова из фильма «Звезда пленительного счастья» в исполнении актрисы Татьяны Панковой. Две дочери её, монахини, жили во Франции. Советские власти не возражали против её переезда к ним на постоянное место жительства, но она предпочла оставаться на Родине. Французский язык мой в то время был весьма плох, поэтому мы ограничились общением на русском.
Позднее в доме двоюродной бабушки был сделан капитальный ремонт, и её переселили в однокомнатную квартиру, которая находилась примерно в километре от предыдущей. Там она успела пообщаться с нашими старшей и средней дочерями и умерла в 1986 г., дожив до начала перестройки. Мужа её и моего родного деда-большевика реабилитировали ещё во 2-й половине 1950-х гг., хотя они и принадлежали к противоположным лагерям. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18889 |
|
|
|
|
"Бойня номер пять, или Крестовый поход детей" (продолжение, см. полный текст)
В середине сентября мы ужинали, и жена опять увидела крысёныша за микроволновкой, в районе подоконника. Он мгновенно куда-то исчез. Через двадцать минут он попался в липкую ловушку с наживкой, установленную на плите, на пути к мойке. На этот раз нас заинтересовало место, возле которого появился и предыдущий гость. Это подоконник, запененный снизу ещё строителями дома. И вот под ним оказалась дыра, которую прогрызли крысята. Пришлось заделать низ подоконника на всю длину пескобетоном. Сосед с одиннадцатого этажа говорил, что в районе кухонной лоджии сверху вниз тянется полая труба, по которой свободно путешествуют крысы и их детёныши. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18890 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2025 гг. |
|
|
|
