Ранние стихи видимо свидетельство какие бури бушевали в его душе, дикая эмоциональность. Видимо тоже было у Пушкина, но в ранних стихах этого нет, а в поздних - намёки( "Когда для смертного", "На холмах Грузии", "Есть упоение в в бою", ...) - он не раскрывался.
У Лермонтова имхо не то - не эмоции, а постоянные размышления в трагическом умонастроении, выливавшиеся в мрачные стихи и невозможное поведение по жизни.
У Толстого та же дикая эмоциональность проявлялась в жизни, но не в художественных произведениях - как он отмечал в одном письме, значительная часть литературного таланта состоит в сильном критичеcком чувстве, направленном на собственное творчество - и он лишнее беспощадно вымарывал(" У вас там была прекраснaя мысль, а Вы её вычеркнули - Ну и что? Мыслей должно быть десятки"). А в религиозных и в публицистике чувствуется.
Маяковский и Есенин - мои любимые поэты 20 века. Остальных вижу смутно)
Каждому своё :-) Я цитировал тут списки из анкеты о любимых поэтах - для почти каждого искренного любителя поэзии вкусы другого такого любителя - дикий абсурд. В частности Могултаю Маяковский ненавистен, а для меня его верхние никакого отношения к поэзии не имеют.
Помню из "Великой 6-ки" - Маяковский, Пастернак, Мандельштам, Есенин, Ахматова, Цветаева - только Пастернак восторженно отзывался о всех других. Есенин презрительно отзывался о Пастернаке и Маяковском, Маяковский - о почти всех других(хотя Пастернак его очень цеплял).
Винокуров и Межиров особо не высказывались публично.
Однажды я был свидетелем встречи Маяковского с Мандельштамом. Они не любили друг друга. Во всяком случае, считалось, что они полярные противоположности, начисто исключающие друг друга из литературы. Может быть, в последний раз перед этим они встретились еще до революции, в десятые годы, в Петербурге, в «Бродячей собаке», где Маяковский начал читать свои стихи, а Мандельштам подошел к нему и сказал: «Маяковский, перестаньте читать стихи, вы не румынский оркестр». Маяковский так растерялся, что не нашелся, что ответить, а с ним это бывало чрезвычайно редко. И вот они снова встретились.
В непосредственной близости от памятника Пушкину, тогда еще стоявшего на Тверском бульваре, в доме, которого уже давным-давно не существует, имелся довольно хороший гастрономический магазин в дореволюционном стиле.
Однажды в этом магазине, собираясь в гости к знакомым, Маяковский покупал вино, закуски и сласти. Надо было знать манеру Маяковского покупать! Можно было подумать, что он совсем не знает дробей, а только самую начальную арифметику, да и то всего лишь два действия — сложение и умножение.
Приказчик в кожаных лакированных нарукавниках — как до революции у Чичкина — с почтительным смятением грузил в большой лубяной короб все то, что диктовал Маяковский, изредка останавливаясь, чтобы посоветоваться со мной.
— Так-с. Ну, чего еще возьмем, Катаич? Напрягите все свое воображение. Копченой колбасы? Правильно. Заверните, почтеннейший, еще два кило копченой «Московской». Затем: шесть бутылок «Абрау-Дюрсо», кило икры, две коробки шоколадного набора, восемь плиток «Золотого ярлыка», два кило осетрового балыка, четыре или даже лучше пять батонов, швейцарского сыра одним большим куском, затем сардинок…
Именно в этот момент в магазин вошел Осип Мандельштам — маленький, но в очень большой шубе с чужого плеча, до пят, — и с ним его жена Надюша с хозяйственной сумкой. Они быстро купили бутылку «Кабернэ» и четыреста граммов сочной ветчины высшего сорта.
Маяковский и Мандельштам одновременно увидели друг друга и молча поздоровались. Некоторое время они смотрели друг на друга: Маяковский ядовито сверху вниз, а Мандельштам заносчиво снизу вверх, — и я понимал, что Маяковскому хочется как-нибудь получше сострить, а Мандельштаму в ответ отбрить Маяковского так, чтобы он своих не узнал.
Я изучал задранное лицо Мандельштама и понял, что его явное сходство с верблюдиком все же не дает настоящего представления о его характере и художественно является слишком элементарным. Лучше всего изобразил себя сам Мандельштам:
«Куда как страшно нам с тобой, товарищ большеротый мой! Ох, как крошится наш табак, щелкунчик, дружок, дурак! А мог бы жизнь просвистать скворцом, заесть ореховым пирогом… Да, видно, нельзя никак…»
Он сам был в этот миг деревянным щелкунчиком с большим закрытым ртом, готовым раскрыться как бы на шарнирах и раздавить Маяковского, как орех.
Сухо обменявшись рукопожатием, они молчаливо разошлись. Маяковский довольно долго еще смотрел вслед гордо удалявшемуся Мандельштаму, но вдруг, метнув в мою сторону как-то особенно сверкнувший взгляд, протянул руку, как на эстраде, и голосом, полным восхищения, даже гордости, произнес на весь магазин из Мандельштама:
— «Россия, Лета, Лорелея».
А затем повернулся ко мне, как бы желая сказать: «А? Каковы стихи? Гениально!»
Grigoriy: Каждому своё :-) Я цитировал тут списки из анкеты о любимых поэтах - для почти каждого искренного любителя поэзии вкусы другого такого любителя - дикий абсурд. В частности Могултаю Маяковский ненавистен, а для меня его верхние никакого отношения к поэзии не имеют.
Помню из "Великой 6-ки" - Маяковский, Пастернак, Мандельштам, Есенин, Ахматова, Цветаева - только Пастернак восторженно отзывался о всех других. Есенин презрительно отзывался о Пастернаке и Маяковском, Маяковский - о почти всех других(хотя Пастернак его очень цеплял).
Винокуров и Межиров особо не высказывались публично.
Конечно, отдельные хорошие стихи у многих есть, а вот чтобы в массе...
Из Интернета. По одному из описаний, в молодости Жан Бургейн (Бурген) был конкурентоспособным, но при этом щедрым в своих идеях и умел излагать даже самые сложные аргументы в нескольких ёмких предложениях. При этом он сохранял определённую самоуверенность.
Биография Родился в 1983 году в Стэнфорде в Калифорнии, где его родители заканчивали аспирантуру; позже семья вернулась в Южную Корею, где он и вырос. Его мать преподавала русский язык и литературу, а отец — статистику. В школьные годы Ха не интересовался математикой и считал, что не очень хорош в ней, вместо этого он посвящал себя писательству и поэзии. Он написал множество стихов и новелл, которые в основном был посвящены личным переживаниям[1]. В 2002 году поступил в Сеульский университет, во время обучения понял, что не сможет зарабатывать на жизнь поэзией и решил стать научным журналистом[2], специализирующимся на физике и астрономии.
В последние годы обучения в университете он начал ходить на лекции недавно прибывшего японского математика Хэйсукэ Хиронаки — лауреата Филдсовской премии. Посещая лекции, студент надеялся, что Хиронака станет первым героем его журналистской работы. Ха пользовался возможностью и старался больше общаться с математиком, сам Хиронака вспоминал об общении с Джуном так: «Обычно я не отказываюсь от разговора со студентами, но и не ищу общения с ними. Джун стал сам обращаться ко мне». В 2009 году по настоянию математика подал документы в несколько учебных заведений США, чтобы учиться в аспирантуре. Ему не доставало квалификации (в вузе Джун в математике не специализировался, а посетил лишь несколько математических курсов, и его результаты нельзя было назвать выдающимися). Одним из главных аргументов в заявке на поступление была рекомендация от Хиронаки, однако большинство приёмных комиссий это не впечатлило. Джуну отказали почти все учебные заведения, кроме Иллинойсского университета в Урбане-Шампейне, где он и начал обучение осенью 2009 года[3].
Карьера В Иллинойсе вёл работу, в ходе которой смог доказать теоретико-графовую гипотезу, сформулированную итальянским математиком Джан-Карло Ротой. В 2009 году в докторской диссертации доказал гипотезу Рида об унимодальности коэффициентов хроматических многочленов в контексте теории графов. В совместной работе с Каримом Адипрасито и Эриком Кацем доказал гипотезу Херона — Роты — Уэлша о логарифмической вогнутости характеристического многочлена матроидов.
Grigoriy: о единственной 4-ке Ленина в гимназическом аттестате - по логике.
« AI Overview
Первый ученик" с четверкой: как в аттестате Ленина появилась ...
У Ленина была четверка по предмету «Ботаника» в Симбирской гимназии. Он получил её в пятом классе, в 1888 году, и был не единственным учеником, который не получил высшей оценки по этому предмету.
Владимир Ульянов окончил гимназию с золотой медалью, что является показателем отличной успеваемости. Информация о четверке по ботанике является распространенным фактом из его школьной жизни»(ц)
Неуважaемый камрад СС развил в своём обычном стиле теорию что мол это означает, что мол Ленин настолько отвечал не в кассу, что ему не поставили 5, а 4-ку натянули по знакомству. Ничуть не уступает высказываниям неуважaемого о советской федерации, сорвавшей матч Фишер - Карпов. Впрочем, уступает. В последнем случае - откровенная наглая ложь, а тут просто произведение подлогo воображения.
Мало извозчиков?
Тешьтесь ложью.
Видана ль шутка площе чья!
Улицу врасплох огляните —
из рож ее
чья не извозчичья?
Поэт ли
поет о себе и о розе,
девушка ль
в локон выплетет ухо —
вижу тебя,
сошедший с козел
король трактиров,
ёрник и ухарь.
Если говорят мне:
— Помните,
Сидоров
помер? —
не забуду,
удивленный,
глазами смерить их.
О, кому же охота
помнить номер
нанятого тащиться от рождения к смерти?!
Все равно мне,
что они коней не по́ят,
что утром не начищивают дуг они —
с улиц,
с бесконечных козел
тупое
лицо их,
открытое лишь мордобою и ругани.
Дети,
вы еще
остались.
Ничего.
Подрастете.
Скоро
в жиденьком кулачонке зажмете кнутовище,
матерной руганью потрясая город.
Хожу меж извозчиков.
Шляпу на́ нос.
Торжественней, чем строчка державинских од.
День еще —
и один останусь
я,
медлительный и вдумчивый пешеход.
[1916]
МЕТКИ: Бог - единственно реально существующее, Маяковский, вечное