Интересно, что слово «самое» тут имеет двойной смысл.
Самое синее море это Саргассово море. Вот где они жили - на Бермудах!
Но если ходуха любила синить белье при стирке, то за ее век любое море могло бы стать рекордсменом. В общем, я бы посоветовал отрифмовать и побольше определенности сделать.
Жили были ходок и ходуха
У теплого моря Синюха.
А что с ними случилось дальше - это я предоставлю домыслить нашим поэтам.
Vova17: Какая обширная семантика у ходока. Можно еще вспомнить про спортсменов, которые ходят на 50 км. Но сейчас и женщины ходят. А их как называть?.. Ходящая... Ходулья?
Раз я сегодня про Бродского, то у Эллендеи была другая метафора: как лиса в курятнике.
Possessor of luxurious, luscious form,
it’s a sin to hide beneath a dress all day a
fortune such as yours, dear Ellendea.
Does it not seem the dress is much too warm?
В 1973 году Профферы уже планировали переиздание русскоязычных произведений Владимира Набокова — начиная с «Машеньки», «Подвига» и «Дара». То, что «Ардис» стал публикатором титана литературы русской эмиграции, во многом задало путь дальнейшего развития, стало знаком отличия от двух важнейших издательств русской литературы за пределами СССР. Первым было YMCA-Press в Париже — управляло Русское студенческое христианское движение. Это издательство стало домом для книг Солженицына. Вторым был «Посев» — франкфуртское издательство, основанное Народно-трудовым союзом — консервативной антикоммунистической организацией. В обоих издательствах Набокову не нашлось бы места, а подход Профферов — «вкус важнее политики» — ему подходил. Стоит заметить, что письмо от 3 декабря 1973 года, в котором Набоков давал разрешение на переиздание «Машеньки», «Подвига» и «Дара», адресовано и Карлу и Эллендее. Набоков с самого начала понимал, что Профферы — одна команда.
В 1977-м «Ардис» получил стенд на Московской международной книжной выставке-ярмарке. Профферы впервые смогли встретиться со своими советскими читателями — не интеллигенцией, а обычными людьми, которые по многу часов стояли в очереди, чтобы подержать в руках книги авторов, о которых они лишь слышали. 15 сентября 1977 года The New York Times писала: «На стенд „Ардиса“ пришло столько народу, что пришлось оградить его и пропускать по нескольку посетителей». Много книг со стенда украли — чему Профферы только радовались. Как вспоминает Эллендея, интеллигенты направлялись прямиком к книгам Набокова и пытались прочитать в один прием целый роман. А обычных людей, рабочих интересовала новая биография Есенина (на английском!), написанная Гордоном Маквеем: они рассматривали фотографии «народного поэта», в том числе посмертный снимок, сделанный в гостинице «Англетер». Этот снимок в СССР не публиковался до наступления гласности.
Понравилась постановка "Свадьбы Фигаро", дело рук Мет оперы и сэра Richard Eyre. Постановка достаточно давняя, - 2014 год (выпущена с новым набором певцов), - и противоречит тренду морализаторства и оценки классики с "марксистских" позиций. Хотя в речи ведущей прозвучало слово oppression, сама постановка делает графа более человечным. Вместо зацикленности на идее права первой брачной ночи, граф просто показан бабником, не пропускающим ни одной юбки. В этом он схож с Керубино, недаром граф застаёт его в комнате каждой особы женского пола, что показывает, что они вместе по этим комнатам ходят. Для усиления впечатления, во время овертюры какая-то горничная выбегает полураздетой из покоев графа, а затем выходит и он, довольный, в халате. Доходит до того, что в середине оперы граф в порыве ревности эээ вожделеет (как сказал бы Велюров) свою собственную жену.
